– Нет, пожалуйста, умоляю, Сара!
– Прости, я ничего не могу поделать, – отвечает она, виновато улыбнувшись. Рука лежит на двери, а платье в цветочек под кожаной шипастой курткой с чужого плеча заслоняет мне проход.
– Я все отдам, честное слово! Все деньги! Только дай мне еще один месяц, прошу!
Она тяжело вздыхает.
– И где ты их возьмешь? Извини, мне правда жаль, что приходится вот так тебя выгонять. Но пойми и ты, мне не хочется проблем. А твоих долгов так много, что я даже посчитать их толком не могу.
– Да черт! – почти визжу я. – И что ты прикажешь мне делать?!
– Наймись к кому-нибудь охотником.
– Я не могу! Сара! Ты не можешь так поступить со мной!!!
– Прости, – одними губами произносит она в последний раз и прикрывает дверь.
– Черт! – кричу я, но уже тише, и пинаю землю. – Черт!
Пара постояльцев удивленно таращится с балкона второго этажа. Заметив их, я смущаюсь и надвигаю капюшон по брови. Наверное, узнали, проносится в голове с легкой паникой. Шмыгаю носом. Прячу замерзшие руки в карманы и медленно начинаю уходить, оглядываясь каждые несколько шагов. А вдруг Сара передумала? Но это глупо. И мне это прекрасно известно. Она терпит мои выходки уже не первый раз, и даже терпению такого сочувствующего существа, как Сара, однажды должен прийти конец. Признаваться себе в том, что когда-то мой выбор пал именно на ее отель только из-за сочувствия хозяйки, неприятно. Еще неприятнее осознавать свою неправоту по этому поводу. Сара выселила меня. Как выселяли все до нее и, вероятнее всего, будут выселять после.
А самое паршивое – это тот факт, что заселиться в любое другое место теперь будет просто невозможно. Конечно. Меня выдворила сама мессия. Чтобы добиться этого, наверняка надо сделать что-то поистине ужасное. Так они подумают, когда я буду трястись от холода у очередной приемной стойки, нервно улыбаясь. Остается надеяться, что слухи обо мне на этот раз не расползутся так быстро, как обычно расползаются в этом холодном равнодушном месте.
На плече качается прохудившаяся сумка. Ружье трется за спиной, напоминая всем вокруг о моих невероятных способностях. Оно разряжено и очень давно не стреляло, но все еще сопровождает меня на каждом шагу. Нет, я не ношу его как пугающий сувенир. Не ищу трепета и трусливого восхищения взглядов в толпе расступающихся людей. Мне не нужно, чтобы все вокруг отстранялись или с поощрением кивали, провожая меня полными жадного интереса глазами. Откровенно наплевать на все это. Все, чего хотелось бы, – это внимание тех, у кого есть деньги. Тех, кто знает, зачем когда-то было нужно это ружье. Но это так. Фантазии.
Звякает колокольчик над дверью бара. Стряхиваю снег с плеч. Бармен привычно смеряет меня погрустневшими глазами и еле слышно вздыхает. Я глуповато улыбаюсь. Почти все взгляды сидящих в баре людей прикованы ко мне, и их любопытство выжигает на коже красные жгучие пятна. Возле самой двери сидит низкий темноволосый человек, уткнувшись носом в мятую книгу в мягкой обложке. Понятия не имею, что он здесь делает.
Шлепаюсь за стойку, хотя едва достаю до нее руками. Бармен протирает стакан, не отрывая от меня укоризненного взгляда.
– Мне как обычно, – прошу я.
– Думаешь, я помню, как тебе обычно? – с упреком спрашивает он. Я улыбаюсь столу. – Заказывай нормально. Чего тебе?
– А шампанское у тебя есть?
– Есть, – кивает он. – Но я не думаю, что в бары приходят за этим. Тем более в одиночку и с ружьем.
От стойки отслаивается дешевая краска. Столешница идет мелкими трещинками, которые отделяют красные островки друг от друга. Отколупываю ближайший островок – самый крупный и толстый. Бармена это бесит, и он хлопает по моей руке своей ладонью.
Я выразительно смотрю. Он снова вздыхает, просит подождать – и уходит куда-то вглубь своей темной комнатки, подсвеченной одинокой лампочкой.
Передо мной демонстративно ставится бутылка. Потом ее содержимое заливается в блестящий стакан с широким дном. Тоже медленно и показательно. Как будто бармен проводит какой-то мастер-класс по наливанию шампанского. Наконец, он отставляет стакан и протягивает руку.
Я роюсь в кармане. Дольше, чем положено рыться в карманах. Но в итоге все же извлекаю пару помятых купюр и кладу на его ладонь. Придвигаю стакан. Делаю крохотный глоток. Бармен пересчитывает деньги.
– Здесь не хватает шести, – недовольно заключает он, поднимая на меня пытливые глаза.
– Я все верну, – обещаю я. Хмурый взгляд пробегается по пальто, задерживаясь на потрепанной сумке. Я делаю еще глоток. – Завтра, хорошо? Вот и договорились.
Он фыркает и запихивает деньги куда-то под стойку. Он не удивлен. Хотя и пытается таким казаться. Удивленным, взбешенным и возмущенным.
– Займи денег, – вдруг прошу я. Бармен сразу же морщится.
– Глупостей не говори. Ты мне все никак не вернешь прошлую сумму. Хотя там было очень мало.
Руки усердно протирают стакан, глаза обращены к работе.
Я ставлю подбородок на стол. Колючки потрескавшейся краски впиваются в кожу.
Он отставляет блестящий стакан, извлекая новый откуда-то снизу, и продолжает:
– В первый раз мне было не жалко, да и признаю – ты умеешь уговаривать. Но так же нельзя. Ты, пожалуй, самое безответственное существо из всех, кого я когда-либо видел в своей жизни. Даже мой кот понимает, что его действия влекут за собой последствия.
Лениво двигаю свой стакан по столу, размазывая водянистые следы.
– Сара меня выгнала, – признаюсь я.
Он тут же замирает и поднимает глаза.
– Тебя?
– Ага.
– Сара?
– Да.
– Ну что ж, тебе действительно нужны деньги, – соглашается бармен, возвращаясь к работе. – Много денег.
– Да что ты говоришь?
Длинные пальцы крутят стакан на свету. Он любуется пляшущими по стеклу бликами перед тем, как протереть новый. Стук о столешницу. Следующий стакан.
– И у тебя совершенно и бесповоротно нет чувства ответственности. Теперь я глубоко в этом убежден.
– Так денег дашь?
– Нет.
– А можно хотя бы переночевать у тебя?
– Еще чего! – усмехается он. – Но могу пустить, когда вернешь сегодняшний долг.
Глубоко вздыхаю. Не верну. Не сегодня точно.
Я выращиваю вокруг себя хороший круг общения. Не забываю поливать его терпением и удобрять приятными беседами. Но они очень скоро чувствуют, что должны давать мне кислорода больше, чем я могу дать им удобрений. И быстро вянут. Все старания насмарку.
Медленно потягиваю шампанское из стакана так, будто там что-то покрепче. И с крайне печальным видом. На соседнюю барную табуретку плюхается какой-то бугай. В кожаной куртке не по сезону и с косичками в бороде. Без шрамов, но было бы так красиво. Лениво кошусь на него уставшим взглядом, пока он заказывает пиво, и продолжаю хлюпать шампанским. Он меня как будто и не видит. Это даже приятно.
Бармен приносит ему высокий стакан и пробковый кружок. Половина пены остается на усах, но обладателю усов и до этого нет дела. Бармен возвращается к своей рутине со стаканами.
– Займешь денег? – вдруг спрашиваю я у соседа. Бармен закатывает глаза.
Бугай смеряет меня взглядом, застыв перед вторым глотком. Ухмыляется.
– Вот уж никогда бы не подумал, что у лучшего охотника нет денег, – басит он с усмешкой. Всасывает пиво через край, и стакан пустеет на две трети.
– Ну да, стоит один раз случайно завалить какую-то тварь, и ты уже лучший... – грустно говорю я. – А потом все только и знают, что ты якобы первоклассный охотник. Но почему-то жить от этого удобнее не становится.
– Прости, а это всегда так? – уточняет сосед у бармена, указывая на меня большим пальцем.
– Да, – спокойно отвечает бармен. – Такая привычка. Выворачивает душу наизнанку и клянчит денег у первых встречных. Тонкая натура, – по секрету добавляет он, приложил руку ко рту.
Сосед еще раз усмехается, оглядев меня. Бармен с улыбкой протирает стол от водяных полукругов. Им весело. А я сегодня буду спать на улице.
– Слушай, – окликает меня сосед. – А чего ты ружье свое не продашь? За него можно столько дать, особенно, если знать, из чьих рук покупаешь.
– Я...
– Не может продать, – встревает бармен. – Нельзя продавать ружье, если это твой единственный шанс. Если продаст, то не сможет ни к кому наняться, и останется совсем без денег.
Сосед смотрит на меня с интересом.
– Нет, я о том, что на вырученные деньги за это ружье можно купить ружье дешевле, – говорит он, подперев щеку могучей рукой. – Нанимают же не ружье, а человека.
– Нанимают человека с ружьем, – возражает бармен.
– Этому человеку не нужно ружье, чтобы быть «человеком с ружьем», – сосед залпом осушает стакан, как бы ставя точку в споре. Бармен хочет еще что-то добавить, но его просят налить еще, и, занятый работой, он молчит. А я молчу о своем нечеловеческом происхождении, чтобы не портить их впечатления от беседы. Хотя мое уточнение пришлось бы кстати. Я устаю от того, что всех существ гребут под одну гребенку «людей», хотя обычно и помалкиваю на эту тему. Не хочу начать спор. Или даже драку.
– Что там по сплетням? – интересуется бармен.
– Если ты имеешь в виду, кто с кем спит и кто в кого перерождается, то я в такие дела не суюсь, – недовольно бурчит в свою бороду бугай. – Поспрашивай еще кого-то, город маленький.
– Я говорил про новую тварь, – обижается бармен.
Я настораживаюсь.
– Да черт ее знает, – безразлично отвечает сосед между приемами пива. – Пока поубивала всех, кто подошел слишком близко. Ничего не слышно. Только трусливые описания. И выдуманные легенды. Ну, ты знаешь, как это бывает.
– Конечно.
– Кто-то любит пугать народ изнутри, – кивает сосед. – Развлекаются. Страх – лучшая плата за такой труд. Успевают даже сложить байки о тех чудовищах, о которых не слышали-то толком ничего. Да еще какие байки! Кровь стынет. А потом удивляются, че это охотники не готовы работать.
Он гневно усмехается в стакан.
– Мне бы кто работу предложил... – бормочу я.
– А я и удивлен, что тебя еще не наняли, – добавляет сосед. – Хотя, кто знает? Может, у них там лимит по смертям простых охотников, чтобы потом обращаться к лучшим.
– К «лучшим», – повторяю я, глядя в желтые пузырьки. Это слово все больше звучит как насмешка.
Вдруг громко распахивается входная дверь. Колокольчик испуганно звякает от удара, и сразу затихает. Прежде, чем я успеваю повернуть голову, звучит выстрел. Звон ударяет в уши. Отдаленно, как будто на фоне, раздаются крики. Сосед грузно падает на пол и вцепляется в ногу. Его полный боли вой заглушают еще несколько выстрелов в потолок. Посетители визжат громче. Что-то звонко падает. В суматохе бармен стягивает меня за шкирку через стол на свою сторону. Разбивается стакан. На пальто расползается бледно-желтое пятно. Растекается пиво. Мы замираем под стойкой, он шикает мне в лицо. Со столешницы капает на битые стекла.
– Спокойно, мы никому не навредим! – с улыбкой уверяет маленькая девушка в шубе, взваливая на плечо карабин.
Бугай на полу мычит, пытаясь зажать кровоточащую рану чуть выше колена. Все испуганно замолкают.
Девушка не глядя передает карабин одному из трех здоровяков за спиной. Спокойно разминает шею, пальцы. Делает вдох и выдох, снова открывает глаза, в которых играет притихший смех.
Она – пухлая и белокожая, в коричневой шубе с разрезанными рукавами. Низенькая, с косящим взглядом в тон цветков цикория, крошечными руками, и все это на фоне троих огромных мужчин с татуировками, облаченных в черные пальто. И они, конечно же, все до единого вооружены.
Я закрываю голову руками. Бармен косится на меня с подозрением.
– Мы здесь исключительно для того чтобы вернуть долг, – уверяет девушка, щелкнув пальцами своей троице. Каблучки выстукивают мерные шаги. Три пары тяжелых сапог тянутся за ней. – Никто не пострадает, если мы получим деньги назад. Все очень просто. Если вы хотите покрыть расходы того, кто заставил вас всех здесь трястись за свои жалкие жизни, то милости прошу. Мне неважно, откуда поступят деньги.
Я слышу, как начинается спешное шуршание и похлопывание по карманам. Бармен беззвучно выдвигает нижний ящик и грустно уставляется на пять смятых купюр внутри. Утро не щадит бары.
– Плакали наши жизни, – шепчет он, закрывая ящик и прижимаясь к стенке.
Я молча наблюдаю в щелку.
Какой-то щуплый высокий парень дрожащей рукой протягивает девушке свой кожаный дорогой кошелек. Она замирает на мгновение. И тут же расплывается в улыбке.
– Ну, милый мой, я же пошутила! – сиренево-голубые глазки обводят взглядом все столики. – Зачем мне ваши деньги, мы же не грабители, в конце концов! Нет, нет, мы пришли только чтобы кое-кто... – вдруг девушка замечает спрятавшегося под столиком возле двери брюнета и щелкает пальцами своим людям. – Мы пришли только чтобы кто-то поплатился за свою безответственность. Нельзя просто вот так взять и исчезнуть, мы найдем каждого, кто позволяет себе такие вольности. И нам неважно, кем вы были или являетесь. Час расплаты настанет для всех. Помните это и будьте осторожнее!
Холодное дуло вжимается в плечо пальто. Почувствовав это даже сквозь плотную ткань, человек дрожит еще сильнее. Над ним нависает безразличная глыба в черном. Девушка присаживается на корточки рядом.
– Ай-ай-ай, ну что же ты себе позволяешь? – почти сочувственно говорит она. Белая ручка подпирает щеку. – Неужели так сложно не ввязываться в неприятности? Даже обидно, что придется тебя пристрелить. Но, ты же понимаешь. Если мы оставим тебя в живых, кто же будет нас уважать, верно?
Смятая книжка лежит на полу рядом. Его лица не видно, оно спряталось в ладонях. И я уже слышу, как грубая рука с татуировками взводит курок, как вдруг девушка жестом приказывает остановиться. Она озадаченно убирает руки человека от его лица, наклоняет голову. Шепотом ругается, и тут же вскакивает на ноги.
– Миль пардон, обознались! Ну, с кем не бывает, верно ведь?
Она с улыбкой протягивает человеку книжку. Откидывает волосы и идет дальше. Цокот каблучков по заплеванному полу. Три пары тяжелых сапог. Толпа затаила дыхание.
Человек так и остается дрожать под столиком, только теперь он еще и сжимает книгу.
– И в какой момент тебе показалось, что занять денег вот у них вот будет отличной идеей?! – шипит мне в ухо бармен, вжимаясь плечом в стойку.
– Ну, прости, та белобрысая девчонка выглядела вполне безобидно... – бормочу я.
– «Безобидно»? Издеваешься? Да ты вообще знаешь, кто она такая?!
– Да, – шепчу я в ответ. – Представляешь, теперь я знаю!
– Неужели?!
– Да!
– Какая охренительная наблюдательность! А нельзя было чуть раньше навести справки о человеке, у которого ты, черт возьми, занимаешь денег?! Может, тогда бы мы здесь не тряслись за свои долбанные жизни!
– Ой, знаешь, наверное, мне бы не пришлось брать денег у первой попавшейся девчонки, будь у меня другой выход. Как думаешь? Ты вот об этом не думал?
– «Первой попавшейся»? – снова повторяет он, игнорируя мои доводы. – Да где ее вообще можно было откопать?
– О, кажется, я обнаружила, что искала, мальчики!
Я поднимаю голову, чтобы к своему ужасу обнаружить сидящую на столешнице, закинув ногу на ногу, белокожую девушку. Бармен медленно отползает и вжимается в угол.
Она усмехается. Над моей головой раскачивается дорогая туфля. И слышно, как за ее щекой стучит карамелька.
– Позволь спросить, помнишь ли ты, какую сумму необходимо было вернуть еще неделю назад? – медово спрашивает она.
– Помню, – еле слышно и хрипло отвечаю я. Но она расслышала.
– М-м! – кивает девушка, не переставая улыбаться. – И где же мои деньги?
Я молчу.
– Потрачены, я полагаю?
Пальцы дрожат, челюсть тоже. Стараюсь не смотреть ей в глаза, хотя глаза красивые.
– Я верну? – вопросительно говорю я. Она смеется.
– Солнце мое, вернуть надо было раньше! – девушка оборачивается на притихшую толпу, как будто ожидая смеха и от них, но сразу возвращается ко мне. – Ты же понимаешь, что тебя уже ничто не спасет, верно? Я здесь только чтобы повесить еще один череп на стену.
Она тянет руку за карабином, и клешня в черной перчатке послушно передает его.
– Ну, зачем же так! – торопливо говорю я, когда меня уже берут на прицел.
Сердце колотится в ребра. Она молчит и прицеливается.
– Что я могу сделать? – панически продолжаю я. – Я могу найти еще денег!
– Никому здесь не нужны деньги... – тянет она, сосредоточенно перекладывая карамельку из-за одной щеки в другую. – Попрощайся.
– Подожди, подожди! – я закрываюсь руками. – Я же охотник! Я же лучший охотник в этой дыре!
Она вдруг заваливает карабин на плечо и хмурится.
– Хочешь меня в свою команду? – с надеждой спрашиваю я. – Или банду, или состав, или как это у вас называется? Да?
– У меня нет группы охотников, – серьезно говорит она.
– «Группа», конечно!
– Но у моего отца есть.
Я снова вижу улыбку на ее лице и мрачнею.
– Нет. Ты же не хочешь сказать...
– Завалишь новую тварь, я оплачу все твои долги. Вернешься или сбежишь, я снесу твою кудрявую башку. А найти я тебя везде смогу, ты же знаешь. Если тебя загрызут прямо там, ну что ж. Я верю в судьбу. Или можешь выбрать смерть прямо сейчас, идет?
– Идет, – машинально бормочу я, но вдруг просыпаюсь. – В смысле, сделка! Я в команде. Или составе.
– Группе, – повторяет она и улыбается еще раз. – Приходи.
– А куда?
– Разузнаешь, – жмет плечами она и спрыгивает с прилавка. – Ты не ребенок. Чао! Мальчики.
«Мальчики» грузными шагами плетутся к выходу. Один придерживает дверь, пропуская девушку вперед. И они выходят так спокойно, как будто ничего не произошло. Я выдыхаю.
Сразу за ними выбегает гурьба посетителей. Тех, которые понормальнее. Здешние постояльцы просто садятся на свои места с каменными лицами. Особо впечатлительные не двигаются и продолжают дрожать. Бармен поднимает меня за руку. Хрустит стекло, он бежит за веником.
Бугай под стойкой рвет рукав и перетягивает себе ногу. Смотрит на меня сердито. Но молчит.
Я перелезаю через стойку как в тумане, глядя перед собой. Ружье цепляется за край. Сажусь на прежнее место. Пялюсь в дерево столешницы.
– Вот это я вли...
– Молчи, – перебивает бармен, собирая с той стороны осколки в мешок. – Просто молчи, я пытаюсь придумать, что скажу начальству.
– Что тебя грабанули.
– Меня не грабанули, – терпеливо отвечает он.
– Почему бы просто не сказать все как есть? – сухо уточняет бугай из-под стойки.
– Тогда мне будет запрещено пускать наше народное достояние даже на порог, – разъясняет он.
– Может быть, это даже к лучшему... – бормочет бугай с пола.
Бармен пожимает плечами.
– Кто же тогда будет клянчить денег у первых встречных?
Я вожу пальцем по алкогольным лужицам. Теперь можно считать, что у меня подписан смертный приговор. И даже если я смогу оттуда выбраться, меня все равно прикончат. Чтобы убить эту свирепую штуковину, надо обладать невероятным запасом удачи. Какого у меня, разумеется, никогда и не было. А в команду наверняка наберут самых сумасшедших. Тех, которые не умеют держать оружие и охотятся впервые, но очень хотят попробовать. Может, некоторые из них считают, что это такая игра. На случайности. Случайно попал в группу хороших охотников, случайно остался в живых. И вот, все дороги в жизни открыты.
Я усмехаюсь, хотя в этом нет ничего смешного. Особенно для меня.
– Кстати, ты в курсе, что не живешь? – как бы между делом спрашивает бармен.
– Чего? – вынужденно переспрашиваю я. И поздно спохватываюсь, что надо было проигнорировать это его заявление и избежать нравоучений.
– Я не думаю, что ты живешь, – повторяет бармен. В глазах плавает чувство собственной правоты, а выражение лица у него такое, будто он только что понял какую-то истину вселенной.
– Конечно, – соглашаюсь. – У меня куча долгов, – загибаю я пальцы, – нет работы, места жительства и друзей, а чтобы продолжать существовать, мне нужно участвовать в смертельных авантюрах. Вот это ты гений.
– Нет, я о том, что живые существа способны реагировать на раздражение. А ты вот – нет. Следовательно, ты не очень живое существо.
– А что бы сделало «живое существо»? – недовольно интересуюсь я. – Мне надо было вышибить ей мозги только за то, что она пришла просить назад свои деньги?
– Фу, как категорично.
– Она не пришла просить свои деньги, – подключается бугай с пола. – Она пришла тебя пристрелить. А у тебя, между прочим, есть ружье.
– Оно не заряжено... – невнятно бормочу я.
– Ну она-то об этом не знала!
– Ладно, хватит, – устало командует бармен. – Уже ничего не изменить. Пойдешь по треугольникам или как там можно найти это место...
– Эй, а неужели у твоих посетителей нет оружия?! – не успокаиваюсь я. И разворачиваюсь к ним. – Неужели ни у кого из вас нет оружия?
Они не отвечают. Только укоризненно смотрят на меня. Разворачиваюсь обратно.
– Больно надо им поднимать руку на них, – выгораживает своих постояльцев бармен. – А тебе, кстати, было известно, что она не человек?
– Ну, выглядела она по-человечески, – пытаюсь защититься я.
– Да расслабься, это не претензия. Просто интересный факт. Она поэтому коллекционирует черепа людей. И не состоит в группе охотников. Своих жалко убивать.
– Не могу поверить, что такой жалко кого-то убивать, – доносится с пола.
Я непроизвольно расплываюсь в улыбке. Бармен жмет плечами. Скорее себе, потому что бугай его не видит.
А я не человек. Можно было бы уточнить это сейчас. Но момент опять упущен. Как всегда.
Заворачиваю за угол. Снег слепит, вижу все под белыми плывущими пятнами. Сумка тянет плечо к земле. Трется ружье.
Они стоят там. Их всего трое. Двое мужчин, одна женщина. Наверное, больше самоубийц и не найдешь в нашем городе.
– Мелочь какая-то, – разочарованно говорит самый высокий из них, заметив меня.
Начинается...
Я снимаю ружье, сажусь поодаль от них. Позволяю чужим глазам странствовать по пальто и выворачивать меня так, как им того захочется. Изучать, трясти, передвигать, раскрывать и обшаривать карманы.
– В голове у тебя мелочь, – отвечает ему девушка в костюме цвета хаки. – Ты хотя бы знаешь, кто это?
– Как славно, что на этот раз ты выбрала голову... – равнодушно отмечает лохматый парень, точащий нож.
– Не будь мерзким, – просит девушка. Тот ухмыляется.
– Я знаю, кто это, – признается здоровяк. Видимо, суть вопроса дошла до него только сейчас.
Остальные члены группы его старательно игнорируют, занимаясь своими делами. Я тоже занимаюсь своими делами. Вытаскиваю из сумки вещи, которые пригодятся мне на охоте, и раскладываю рядом на снегу. Хочу уложить их повыше в сумке, но не успеваю, потому что на все это падает большая тень подкравшегося здоровяка.
– А ты парень или девчонка? – спрашивает он.
– Пошел ты, – недовольно бурчу я в ответ, запихивая личные ненужные вещи на дно. – Что вы там все слышали?
– И то, и другое, – отзывается из-за его широкой спины девушка. – Кто-то говорил, что ты сын охотника из железного города, кто-то – что ты обрезавшая волосы девчонка с прокуренным голосом.
Я не могу не улыбаться, сдерживаюсь изо всех сил. А губы все равно кривятся. Такое веселит даже в самый паршивый день. Но я все же собираю все остатки своей серьезности и враждебности.
– Обязательно лезть ко мне в штаны?
Здоровяк удивляется.
– Никуда я не лезу. Просто интересуюсь.
– Еще ходят слухи, что у тебя прошлое пилота, – монотонно добавляет лохматый брюнет, не глядя на меня. Он перестает точить нож, хмуро оглядывает лезвие, и запускает им в дерево. Нож легко входит в ствол по рукоять. Сплошной выпендреж.
– Может быть, – неопределенно отвечаю я и пытаюсь запихнуть вещи обратно в сумку. Мешает тень здоровяка, который продолжает меня с интересом рассматривать.
– А почему это закончилось? – интересуется девушка.
– Самолеты больше не летают, – говорю я.
– Я думала, только у нас.
Я жалобно улыбаюсь, поднимаясь и закидывая сумку на плечо.
– У всех.
Когда они все собираются и приобретают более-менее готовый вид, нас приходит проверить подчиненный заказчика. Мы стоим прямо, заведя руки за спину и зачем-то приподняв подбородки. Стоим по росту, пока он неуверенно разглядывает нас крысиными глазками. Я понятия не имею, зачем они это делают. Вид, как будто происходит некий отбор. Им на самом-то деле плевать, как выглядит каждый из нас, и такое определенно обговорено. Я убеждаюсь в этом снова, когда подчиненный подозрительно глядит на меня сверху вниз, но ничего не предпринимает. Наверное, не знает, кто я. Проверяющие обычно ничего не знают. Кроме нужных пяти слов. Если у тебя вместо Молчуна нормальный человек или, не дай бог, любое другое существо, то работодатель из тебя так себе. Это жутковато, но с каждой вылазкой привыкаешь все больше.
Насмотревшись на меня вдоволь, он жестом показывает, что закончил. И уходит куда-то в свой павильончик. Мы снова садимся на бетонные блоки, чтобы ждать, когда он отгонит машину.
Девушка сидит совсем ровно, делая вид, что меня не разглядывает. Ее волосы убраны в пучок, но я подозреваю, что они невероятно длинные. Брюнет погружен в крутящийся в пальцах нож. Вот его прическа из торчащих во все стороны игл меня удивляет. Хотя он и целиком выглядит так. Странновато. В длинном кожаном плаще поверх дырявой водолазки, на которой крепится портупея с ножами. А на спине у него висит колдовская шляпа.
Здоровяка я не успеваю рассмотреть, потому что мимо с недовольным видом проходит какой-то кудрявый человек. Мы с ним встречаемся глазами, и его брови ползут наверх. Но это всего на мгновение. Он сразу одергивает себя и решительно продолжает путь в павильончик Молчуна.
– Вот, этот кудрявый придурок, – сообщает брюнет своему ножу. – Терпеть его не могу.
– Говорят, он живет вечно, – задумчиво вставляет девушка.
– Много чего говорят.
– А что с ним не так? – спрашиваю я.
На меня поднимаются два диковатых зеленых глаза парня. Мой вопрос его удивил.
– Он пытается сорвать все вылазки и прекратить охоту, – медленно разъясняет он, как ребенку. – Наверное, всю свою жизнь этим дерьмом занимается. Всю бесконечность. Но, как видишь, пока у него ничего не вышло. Вон он идет!
Мы провожаем взглядами разъяренного мужчину. Его вид подходит человеку, которому не удалось договориться. Я оглядываюсь на брюнета и одобрительно киваю в знак того, что верю. Он скалится половинкой рта – «я же говорил», пробегается по мне глазами. И подмигивает.
Сапоги падают в грязь. И сразу будто увязают. Четыре одинаковых чавканья и только мое брезгливо скорченное лицо. Остальные наверняка привыкли.
Молчун задвигает за нами дверь фургона, снова лезет за руль. Брюнет кричит ему «Не надейся, что не придется за нами приезжать!» и хлопает ладонью по металлу. Молчун заводит машину и уезжает. Тихо, рассекая грязь.
– А где весь снег? – недоумевает здоровяк, пожевывая зубочистку.
– Это же ядовитая зона, – с отвращением говорю я. Грязь на сапогах отказывается вытираться о соседние растения. Придется нести ее с собой.
И мы выдвигаемся. Громко чавкая сапогами, с закинутым на плечи оружием. Я стараюсь не думать, что мы тут практически заперты. Лес шумит, как настоящий. Хотя, наверное, он и есть настоящий. Теперь, когда они совсем забросили свои проекты и позволили им развиваться самостоятельно. Это ведь и есть то состояние настоящих лесов. Существовавших десятилетия или даже столетия назад. Рождавших в себе опасных тварей и ядовитые цветы, мелких пронырливых зверьков и громадных существ на ногах-палочках. Здесь появлялись и исчезали насекомые, кричали птицы, летали фонарики, ползали перемещающиеся грибы, и все было живым. Теперь тут тихо. Зато уже нельзя умереть, если наступишь во что-то безобидное. Вместо смерти под ногами грязь.
Брюнет ломает ветку.
– Эй, ты зачем это сделал?! – окрикивает его девушка. – Если нас всех из-за тебя повяжут, я перережу тебе горло твоим же ножом.
– Да ладно, успокойся. Как будто кому-то не насрать.
Он затыкает ветку за пояс. Может, выстругает из нее что-то. С магией леса.
Вечереет. На самом деле, уже давно начало смеркаться. Но сейчас становится еще страшнее от того, что мы ищем какое-то враждебное существо, которое желает нам всем смерти.
– А вы что-то слышали о цели? – осторожно спрашиваю я.
– Что все, кто с ней встречались, сдохли, – равнодушно отвечает здоровяк.
– Все, кто с ней встречались, были бездарями, – брюнет натягивает шляпу на макушку.
– А я слышала, что она боится света, – говорит девушка. – И еще что может управлять предметами.
– Типа телекинеза? – торопливо спрашиваю я, чтобы заглушить страх в голосе.
Она пожимает плечами.
– Наверное. Они не уточняли. Еще есть версия, что она слепая, но кто-то говорил, что у нее просто волосы на лице. Длинные волосы.
– Она мелкая, – вдруг добавляет здоровяк. – Все, у кого длинные волосы, мелкие.
Где-то в глубинах леса переругиваются совы. Гудит поле в небе.
– Все мелкие шустрые, – зловещим тоном шепчет брюнет. – У них длинные когти и мертвая хватка. И острые зубы. Вопьется в горло и не отпустит, пока ты не откинешь коньки. Пока из тебя не вытечет все, что может вытечь.
Девушка ударяет его в плечо. Он смеется.
– Да ладно, мертвая хватка – это не страшно. Это есть у всех, – говорю я. – Вот телекинез меня пугает.
– Мы один раз ходили на вылазку с тварью, которая управляла водой, – тихо делится девушка.
– И что? – завороженно спрашиваю я, когда она умолкает.
– Да ничего. Просто утопила одного из наших. Они же не очень умные. Могла бы взорвать ему мозги.
– Было бы что взрывать, – хмыкает брюнет. – Если он шел на вылазку и знал о ее способностях, мог бы подготовиться.
– Не, он не знал.
Повисает зловещая пауза. Наверху скребутся белки. Темно-синяя муть облепляет нас со всех сторон. Что-то пробегает под ногами. Я вздрагиваю. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть это что-то, пока оно не скрылось, но брюнет громким шепотом командует «Тихо!», и мы все замираем.
– Кажется, она здесь... – шепчет девушка, перекладывая ружье в руки.
Мы со здоровяком следуем ее примеру. Брюнет хватается за нож на груди.
Вся наша группа кружится на месте, направив взгляды вверх. И я вдруг понимаю, что это мы здесь «твари». А оно охотится на нас. Делает свой дом чище.
В воздухе застыло напряжение. На ветру качаются сосны. Медленно, исполняя монотонный жуткий танец. Где-то вдалеке завыли.
Девушка поднимает руку. И наша многоножка застывает. Я наконец-то слышу. Вверху, совсем тихо по сравнению с посторонним шумом и гудением купола, звучит клокотание. Тихое потрескивание ветки и незнакомые булькающие звуки в чьем-то горле. Оно там. Наблюдает за нами, невидимое глазу. Совсем рядом.
Три наших ружья тычутся в небо наугад. Мы все знаем, что в любой момент оно может кинуться, и никакие прицеливания в пустоту нам не помогут. Но все еще держим ружья.
Я молчу и слушаю его. Ветка качается. Деревья подступают. Оно клокочет.
Вдруг сверху осыпается труха. И сразу в воздух ударяют несколько выстрелов. Оно перепрыгивает на ветку потолще. Я разворачиваюсь. Стреляю. Но оно уже прыгает дальше, снова исчезнув. Застыло всего на мгновение, позволив нам полюбоваться.
– Черт, – шепчет девушка, яростно перезаряжаясь. Патроны сыплются на землю.
Здоровяк стреляет еще раз. Наугад. Тварь злобно шипит из темноты. Но я знаю, что ее не задело.
Брюнет шипит мне «отойди», отпихивая в сторону. Запускает нож. Тоже мимо. По крайней мере, визга не слышно. Все снова затихает. У девушки трясутся руки с двустволкой. Брюнет вцепился мне в плечо. Здоровяк выплюнул зубочистку.
Что-то с криком пролетает прямо между нами. Еще два неопределенных выстрела. Свист ножа. Мимо.
– Да твою мать! – орет брюнет.
Здоровяка полоснули когтями по плечу. Через ткань. Он перекладывает ружье в одну руку, и зажимает рану. Сквозь пальцы сочится черная в темноте кровь. Я медленно отступаю назад, продолжая целиться. Щурюсь, но не могу ничего выцепить взглядом. Глаза никак не привыкнут к темноте. Паутина ветвей. Стрекотание существа.
Здоровяк случайно наступает на ветку. Хруст под тяжелым сапогом. Тварь снова с верещанием проносится. Удар когтей. На этот раз по горлу. Мы в ужасе наблюдаем, как здоровяк бессильно хватается за кровоточащую шею обеими руками. Падает ружье. Его глаза выпучены, а где-то в глотке булькает. Он пытается схватить воздух открытым ртом и пятится назад. Пока не падает на землю грузной тушей.
– Только. Не. Ори. – почти спокойно шепчет брюнету девушка. Тот ошеломленно молчит, глядя в открытые глаза мертвого охотника.
Я перевожу взгляд на ветку.
– И сейчас тоже, – дрожащим голосом прошу я.
Они поднимают головы.
Оно сидит там, немного раскачиваясь и тихо рыча. Окровавленные когти держатся за ветку. Спутанные волосы отбрасывают тень на неразличимое лицо. Торчат худые колени.
Брюнет резким движением руки запускает нож. Оно перепрыгивает раньше. И садится в ту же позу на другой ветке. Немного сгорбленное. Он взбешен. Три ножа прилетают в ствол, со свистом разрезав воздух. Почти одновременно. Тварь тенью прыгает с дерева на дерево. Голая и костлявая, но все еще шустрее и ловчее каждого из нас.
Я прицеливаюсь и стреляю. Оно снова уворачивается. У брюнета кончились ножи, и он беспокойно шарит руками по груди. Девушка стреляет. В щепки разлетается соседняя ветка. Совсем мимо, тварь даже не двинулась с места.
Брюнет делает осторожный шаг вперед с целью вытащить нож из ствола.
– Стой, – останавливает девушка. – Не подходи к ней.
– А что мне делать?! Ждать, пока вы, криворукие придурки, попадете?
Существо прыгает на ветку назад и приседает так, чтобы видеть брюнета ровно перед собой. Оно задумчиво наклоняет голову набок. Подается вперед. Шумно внюхивается. Возвращается клокотание. Существо медленно поднимает кулак перед собой. Я торопливо отхожу и пытаюсь перезарядиться, но вдруг брюнета разрывает изнутри. Брызгает кровь с ошметками внутренностей. Я подавляю рвотный рефлекс. Девушка издает жалобный вздох и закрывает лицо руками. Из его тела прорастает ствол дерева, на котором покачиваются мелкие яблоки. Половина тела с ногами падает. Заваливается и дерево.
Тварь скалится и снова молниеносно исчезает. Вытираю кровь с лица рукавом. Перезаряжаюсь. Патроны валятся из сумки, исчезая в грязи. У меня остается два выстрела. Девушка все еще в шоке. Она чуть не валится с ног.
– Перезарядись, – шепчу я ей. Она поспешно кивает. Тоже шарит руками по патронташу. Пытается вставить патрон.
Снова промелькнула тень. На этот раз совсем близко. Тварь сидит на земле, в паре метров. И молчит. Вытягивает вперед когтистую руку. Я целюсь. Выстрел. В этот раз попал. Она противно визжит, вцепившись в плечо, и уползает в темноту.
– У меня остался один выстрел, – сообщаю я девушке.
– Поняла, – коротко отвечает она, но я слышу проблеск радости в голосе.
– Вот она, – шепчу я, когда снова слышу рычание.
Тварь резко выпрыгивает из темноты. Девушка стреляет. Попадает в руку. Тварь не реагирует. Медленно приближается. Девушка стреляет еще, пятится назад. Существо надвигается. Я слышу возню с ружьем. А потом слышу девушку.
– Нет... – шепчет она, продолжая идти назад. – Нет, нет, нет...
Я хочу выстрелить, но тварь оборачивается на меня. Руки сами застывают.
– Гильза застряла! – кричит девушка. – Сделай что-нибудь! Блядь, нет! Нет!
Выпад, тварь вцепляется ей зубами в горло. И под истошный крик добычи уволакивает куда-то в лес. Я вдыхаю воздух полной грудью. Сердце колотится. Все тело трясет. У меня начинается то состояние одного охотника, когда оборачиваешься на каждый шорох и не можешь трезво мыслить. Это было глупостью. Одной огромной глупостью. Лучше бы меня застрелила та белобрысая девчонка в баре, чем это. Лучше бы у меня была привычка проверять, у кого я занимаю деньги. Лучше бы мне было знать этот город. Лучше бы у меня не вышло пристрелить ту тварь тогда. Все что угодно лучше, чем топтать кишки брюнета и спотыкаться о мертвого здоровяка.
И оно опять выпрыгивает из темноты на ветку. На этот раз под лунным светом. Его лучше видно. Каждое ребро различимо. Все. Это последний раунд. Я навожу на него ружье. Взвожу оба курка дрожащими пальцами. Существо замирает под прицелом, глядя ярко-зелеными глазами исподлобья. Золотые волосы свешиваются и падают ему на лицо. Запястье утирает окровавленный подбородок. Что-то во мне холодеет.
У меня останавливается сердце в груди, и глаза округляются от удивления.
– Ты?!
– О, привет, Лейтль, – скалится оно. – Классное тело!
Выстрел. Звон в ушах.
