Этот славный мир

Глава 52

Главарь грубовато взялся за тонкую талию, без стеснений сжимая длинными, костлявыми пальцами чувствительную кожу девочки, и хотел уже подкинуть Соню, дабы посадить эту веснушчатую прелесть, (которую он так сильно любил называть «своей»), свою веснушчатую прелесть на чёрного, длинноногого коня, что смирно стоял рядом, готовясь преодолеть внушительное расстояние и пронести своего хозяина и его кудрявую куколку через смертельную угрозу.

Но прежде чем посадить её, юноша на мгновение замер, также продолжая держать сильные руки на нежной талии, и всмотрелся в тускло-зелёные глаза своей безвольной пленницы, милой девочки Сопрано.

Она ему нравилась... начиная от невинной внешности кучерявого ангелочка с чертовски очаровательными глазками до скрытного, полного молчаливого обаяния характера, в котором пряталась своя отдельная, обворожительная вселенная с миллионным неразгаданных тайн.

Зачастую, если Сопрано и открывала рот, то говорила исключительно по делу, сохраняя при этом непоколебимое уважение к себе. Она не смела принижается ни перед ним, ни перед кем-либо еще. Это считалось неприемлемым для неё самой и вызывало внутри лишь поганое отвращение, ведь Соня никогда не зауважает кого-то больше, чем себя, даже такого деспота, как Дэнверса.

Или же главарь не достаточно сильно надавил на эту строптивую даму, кроющуюся в маленькой принцессе, недостаточно запугал и сломил, чтобы услышать из девичьих уст тихие мольбы?

Нет. Она его боялась, очень сильно боялась и порою забывала, как правильно дышать перед ним. Но большего, чем мокрых щёчек, из Сопрано уже невозможно вытянуть. Она не умела и не могла контролировать разрывающие грудь эмоции, периодично утопая в солёной, заглатывающий все тело горечи.

Он терпеть не мог, когда умоляют, чуть ли не ползая перед ним на коленях и пытаясь давить на несуществующую жалость, просят с полной потерей самоконтроля в пустых глазах о горячо желаемой жизни или смерти. Ненавидел излишнюю эмоциональность, слёзы и бестолковую болтовню... Всё это просто выводило его из себя. И высокий уровень впечатлительности Сопрано, который выражался жалобным плачем, пробуждало в нем отвращенное бешенство, и он еле сдерживался, дабы не ударить ее, всегда вынужденно останавливаясь и понимая, что малышка перед ним лишь откровенно разревётся.