Личное дело

Глава 14

Самое смешное было то, что вся эта байкерская компания подобралась вовсе не просто так.
Байкеров в Москве было много; эта же группка собралась давно, и чужаков в свои ряды пускала редко и неохотно.
Познакомились они все в клубе «Ночной паровоз», куда мотоциклисты заезжают попить чаю, съесть шницель и поиграть в бильярд. Клуб находится у дороги, без личного транспорта туда добраться проблематично, поэтому «случайных» людей там не бывает. Когда-то давно там собирались только члены байкерского клуба «Харлей-Дэвидсон», но затем туда подтянулись их друзья, знакомые, знакомые знакомых – и принадлежности какой-то одной марке уже не просматривалось.
Стасов попал в этот клуб благодаря Женичу, Евгению Викторовичу Куделькину, судмедэксперту, который иногда забегал в отдел попить чайку, оказавшись в их краях по рабочей надобности.
Куделькин ездил на работу на «Steed» и в дождь, и в жару, открывая сезон в марте и закрывая чуть ли не в конце ноября. Разумеется, они не могли не разговориться – и Куделькин предложил Стасову присоединиться к их компании, собирающейся в «Паровозе» по субботам. Тогда компания насчитывала четверых – самого Куделькина, его жену Лельку, больше похожую на озорного пацана, и ездящую на небольшом «Intruder», Стасова, и однокашника Куделькина – хирурга Антона Боровицкого, по прозвищу «Док», на «Shadow».
Трое мужчин варились примерно в одинаковом профессиональном котле, и у них постоянно возникали какие-то темы для бесед. Лелька, хотя и была художницей, но, благодаря долгой совместной жизни с Куделькиным, настолько пропиталась спецификой его работы, что тоже сходила за «свою», и наравне с мужчинами обсуждала их дела.
Через некоторое время в компанию ненавязчиво вписался совершеннейший человеческий феномен – Алексей Натанович Штольц, директор крупного холдинга, имевший среди своих наименование «Нильс» из-за невысокого роста и способности заговорить любого до полусмерти – ему для укрощения крыс не нужна была даже дудочка, он справлялся с помощью своего красноречия и необыкновенной болтливости.
Ездил Нильс на «GoldWing» - огромном дорогом мотоцикле, похожем на диван. При этом Нильс всегда был в хорошем настроении, и люди, с которыми он общался, заражались его настроением, хотели они этого или нет. Постоянные шутки, неувядающая улыбка на круглом бородатом лице – такой человек, как Нильс, всегда, во всех компаниях, был центром и душой. Несмотря на прочное материальное положение, Нильс умел нивелировать разницу в доходах, и никогда, ни одним словом и поступком не дал понять своим друзьям, что стоит куда выше их по финансовой лестнице.
Последним в этой группе товарищей появился коллега Лельки, web-дизайнер Олег Воронов, по вполне объяснимой причине называвшийся среди своих «Вороном» и ездящий на легендарном «Харлее». Однако Харлей был такого несвежего года выпуска, что его починкой и спасением зачастую занимались коллективно: кто-то разбирался в электрике, кто-то знал, как менять и регулировать карбюраторы, кто-то заказывал на замену резиновые переходники, слышал «лязг в нижних котлах», знал толк в муфтах и иных ужасно нужных и дорогих сердцу каждого мужчины-мотоциклиста деталях...
Сам Ворон, конечно, благодаря своей частой практике, разбирался в ремонте лучше всех, и его призывали, как Скорую помощь, если стальной конь начинал кукситься и вести себя неэтично.
Ворон готов был приехать в любое время дня и ночи – тощий, длинный, в затертых джинсах и неизменной черной бандане, прикрывающей тонкую длинную косицу русого цвета... именно после появления Нильса и Ворона было решено, что о работе разговаривать они будут на работе.
Встречалась компания совсем нечасто – все были людьми занятыми, семейными, и счастье, если удавалось пересечься в период с осени по весну хотя бы пару раз. В мотосезон же они неизменно собирались вместе в «Паровозе» в мае, и придумывали себе вылазки на природу – то на реку, то на чью-нибудь дачу, то просто – на денек – на шашлыки... алкогольным фанатом из них никто особо не был – могли раздавить бутылочку коньяку, оставаясь на природе на ночь, но за рулем – никогда. И это тоже импонировало Стасову, который был рьяным поборником здорового образа жизни и законопослушного поведения.
Сейчас Серега видел, что ребята не очень понимают, кто такой Бельский, и зачем Стасов вообще его с собой привез, но, как искренне гостеприимные и щедрые люди, с готовностью принимают его в свой круг. Нильс, не теряя времени, усадил Алекса нанизывать сосиски на шампуры с целью их изжаривания на завтрак, а сам, как обычно, крутился поблизости и разглагольствовал.
Женич, как всегда немногословный, взялся резать овощи, а Стасову доверили хлеб. Совместный труд моментально стер все границы между «новеньким» и «старенькими» - а уж с таким посредником, как излучающий счастье и радость Нильс, было бы трудно в эту компанию не влиться.
Часам к десяти, когда потянуло ароматом от готовящихся на мангале сосисок, из палаток начали показываться взлохмаченные головы. Сначала на запах, пошатываясь, вылез из своей палатки Док, как гризли из берлоги – крупный, всегда голодный добродушный увалень с коротко остриженной круглой головой. Док был гениальным хирургом, работающим при больнице ГУВД, и совершенно фанатичным мотоциклистом.
Прошлой зимой он, в силу стесненных материальных обстоятельств (как честный врач, он не умел брать взяток, и поэтому его обстоятельства всегда были стесненными) дома, постелив газетку, разобрал и заново собрал по деталям свой мотоцикл. Все вычистил, заменил, промаслил, подкрутил, отрегулировал – и весной выкатился на сияющем байке победителем.
Следом за Доком, который, поздоровавшись со всеми и познакомившись с Алексом, сразу уселся грызть хлеб, посыпая его солью, из палатки высунулась Лелька.
Лельке было под сорок. Лелька имела полутораметровый рост и вес примерно сорок пять килограммов. Кудрявая рыжая голова, веснушки на носу, задорные голубые глаза – и уверенно держащие руль мотоцикла руки.
Лелька была уникальна.
Стасов не раз думал, что встреть он вторую такую же Лельку – не раздумывая ни секунды, женился бы на ней. Да, его Алла тоже была замечательным человеком, но Лелька... Лелька не была "замечательным человеком", она была во всем и везде сообщницей. Другом. Ее шкодливая физиономия появлялась всегда там же, где появлялся Женич – и это не было просто «совместным выходом». Им было вместе интересно, они постоянно общались о чем-то, спорили, мирились, смеялись, и казалось, что друг без друга они просто увянут, как попугайчики-неразлучники. Лелька, так же, как и Нильс, была вторым столпом этой компании. Ей было комфортно в сугубо мужской компании – справедливости ради надо заметить, что, даже оставаясь без Лельки и Женича, мужчины не вели себя, как голодные студенты на мальчишнике – возраст у всех был уже взрослый, юношеские забавы остались позади, и при Лельке все вели себя ровно так же, как и без нее.
Почему-то приводить в эту компанию Аллу Серега не хотел. Она была – другая. Не поняла бы. Не прочувствовала. Не стала бы сидеть на затертом пледе по-турецки, поджаривая сосиски. Не оценила бы прелести палаточных ночевок, не захотела бы ехать полдня на какое-нибудь озеро Валдай, чтобы там насладиться закатом, съесть шашлык и утром поехать обратно...
Алла вообще не понимала мотоциклов. Мотоцикл предполагал отсутствие платья, шпилек и прически – в юбке было невозможно седлать мотоцикл, шпильки срывались с подножек, а шлем портил прическу и макияж. Приехать на природу? Где нет заранее обустроенного туалета и душа? Где нужно готовить еду в полевых условиях? Нет, природа – это замечательно, но есть же пансионаты, дома отдыха... собственно, этим и заканчивалось любое общение на эту тему: Алла ехала на «цивилизованную природу» с подругами, в платье и на каблуках, а Стасов уносился на своем байке на природу нецивилизованную.
И почему-то сейчас, несмотря на модельную внешность Алекса, Серега в глубине души подумал: нет, не ошибся. Бельскому понравились и эти люди, и это место, и этот отдых. Особенно явно это стало после пробуждения Лельки: та сразу же взяла парня в оборот и они моментально подружились – впрочем, с Лелькой нельзя было не подружиться.
Лелька окончательно и бесповоротно завершила процедуру внедрения Бельского в компанию.
Последним к костру подтянулся Ворон. На щеке у него отпечатался след от спальника, и он был насуплен – Ворон совсем не умел пить. Буквально одна рюмка алкоголя выбивала почву у него из-под ног, и он садился в уголок, где философски взирал за веселящейся компанией и о чем-то своем рассудительно думал. На следующее утро у него обычно зверски болела голова - по его собственному выражению, «много думать – вредно, мысли потом никак обратно не укладываются в правильном порядке». Судя по всему, вчера он явно много думал, и сегодня его мысли даже немного торчали из-под банданы.
Компания весело позавтракала жареными сосисками, и у Стасова начали слипаться глаза. Бельский сидел рядом, сложившись крендельком, как умеют сидеть только балетные, и тоже клевал носом с умиротворенной улыбкой.
- Нильс, что ты там обещал про свою пятизвездочную палатку? Еще пять минут – и вам придется меня туда волочь за ногу при полном отсутствии сознания. А я тяжелый.
- Ничего, мы справимся, - прогудел крупный Док, нарочито потирая руки.
Лелька оживленно поддержала идею устроить отдыхательную палатку, и, под предводительством Нильса, они двинулись к его убежищу.

...Они проснулись примерно одновременно. На часах у Стасова было пять – и он долго не мог понять, где он, что сейчас на улице – утро ли, день ли - и почему он так вольно устроился на Алексовом плече, обнимая парня. Бельский лежал, раскинувшись на матрасе звездой, и довольно улыбался во сне. Когда Серега вскинул голову и посмотрел на часы, парень тоже зашевелился и сладко потянулся.
- Сколько времени?
- Пять. Наверное, вечера.
Бельский расслабленно разбросал руки в стороны.
- Господи, как же мне хорошо...
Стасов провел рукой по открывшемуся из-под футболки животу, и парень моментально свернулся, как улитка, в клубочек.
- Перестань, - напряженно остановил он, - я... как-то очень странно реагирую... лучше не надо.
Серега внимательно посмотрел в полумраке палатки на сумрачно поблескивающие глаза – и отдернулся. Да и его собственная реакция – взять хотя бы это вот непроизвольное движение - тоже была слишком уж странной. И прав Бельский: лучше это прекратить – по крайней мере, до тех пор, пока все это не перестанет казаться странным.
Они молча полежали еще минуту, и наконец, Стасов спустил ноги с матраса:
- Надо выходить.
Они откинули полог входа и вылезли из палатки. У костра сидел с сигаретой в зубах Ворон, и чинил какую-то деталь от мотоцикла. Над горелкой застыла согнутая спина Лельки, которая помешивала что-то ароматное в кастрюльке. Остальных видно не было.
Ворон заметил их первым. Судя по всему, все успели сполна насладиться и красочными предположениями Нильса относительно роли и места Бельского в Серегиной жизни, и собственными обсуждениями – мужчина только молча мазнул глазами по Сереге и никак не обозначил свою реакцию. Стасов присел на складной стульчик и потянул на себя огурец из пакета, кивая на деталь:
- Что делаешь?
- Да вот, воздушный фильтр пытаюсь почистить. Я его и в «Фейри» замачивал, и щеткой тер – нихера, собака, не очищается...
Ворон вел себя так же, как всегда – мрачно, озабоченно, спокойно... Стасов немного расслабился – выходит, и правда, пообсуждав, его товарищи не придали значения новому участнику их компании. По крайней мере, не сейчас.
Алекс тем временем подошел к Лельке и, присев рядом, что-то ей сказал. Она тихо засмеялась, ответила живо, и протянула парню ложку.
- А где остальные? – Стасов доел огурец и потянулся за помидором. Ворон неопределенно мотнул головой:
- Рыбу ловят. Нильс их утащил, хотя Док сопротивлялся.
- Еще не собирались?
- Да ну, после шести начнем, сейчас еще поужинаем... Мы хотим часов в семь выдвинуться – если пробок не будет, заедем к Лельке, она пирог обещала испечь. С маком.
- Мы, наверное, пас, - с сожалением сказал Стасов, - мне завтра с утра на планерку надо с отчетом, а я не то, что отчет не написал - за выходные даже то забыл, что помнил...
Ворон усмехнулся.
- Ты смотри, брат, осторожнее... любовь-любовью, а работу забывать не следует.
Стасов вскинул на него глаза и покраснел.
- Что, все уже обсудили и осудили?
Ворон хмыкнул и невозмутимо приподнял, изучая на свет, свой воздушный фильтр.
- Мы не судьи, чтоб судить. Вот если б ты колоться начал или бухать по-черному – мы бы вмешались. А тут... своя голова на плечах должна быть. Разберешься как-нибудь сам.
Стасова откровенно удивила подобная позиция. Если бы ему самому вдруг сказали, например, что Ворон и Док стали жить вместе – он бы, наверное, рассуждал не так. А как? А и правда, как? Подумал бы пять минут – не больше! Ну, живут. Ну, вместе. Стали они от этого, как люди и друзья, хуже? Нет. Стал Док профессионалом другого уровня? Тоже нет. Тогда что, действительно, обсуждать да осуждать? Пусть живут, с кем угодно, лишь бы были счастливы. Но если он сам бы так поступил, то зачем сейчас ждет от своих друзей прямо противоположной реакции?
- И что... все так же рассуждают, как и ты? – осторожно уточнил Серега. Ворон продул какой-то клапан:
- Ну, практически... Нильс только никак успокоиться не может. Но он просто побалаболить жаждет, психолог доморощенный. Раз пятнадцать повторил, что проблема тут в твоей жене.
- Господи, жена-то моя тут с какого боку, - сморщился Стасов и встал, отряхнув ладони, - ладно, пойду поищу его. Может, удастся ответить на все его вопросы и закрыть, наконец, эту тему.
Бельский, увидев, что Серега поднялся, вскинул на него свои огромные глаза и тоже начал подниматься. Стасов сделал ему останавливающий жест, и неторопливо, вразвалочку, направился к кустам, за которыми Нильс имел свое, «прикормленное» место для ловли рыбы.
И действительно, всех троих он нашел там: Док и Женич сидели немного поодаль, а Нильс, изнывая от недостатка общения, вертелся ужом, то напевая себе под нос, то негромко что-то спрашивая у приятелей.
- О, дорогой ты мой, Казанова распрекрасный, - обрадовался Нильс, кидаясь к Стасову, как к спасителю,- что так рано встал с ложа любви?
- Нильс, хочешь, я тебя ударю? – миролюбиво уточнил Стасов, присаживаясь рядом. Нильс замахал свободной рукой:
- Что ты, что ты, ты ж ненароком пришибешь насмерть. Неужели обиделся? Да ладно тебе, не обижайся, ты меня знаешь, у меня язык без костей, лишь бы поперемывать косточки ближнему своему. Расскажи мне лучше, как вообще так получилось-то? Ну, как вы познакомились, где? Как вы вообще... первый раз...?
- Нильс, - сморщился Серега, - уймись. Я же тебе сказал: он мой студент.
- А с женой что, разведетесь теперь? – допытывался Леха, забыв про рыбу и жадно глядя на Серегу.
- Зачем?
- Ну как же... я раньше думал, что уж ты-то точно никогда не изменишь...а если и изменишь – то честно признаешься и разведешься.
- А я и не изменяю.
- А то, что от вас с ним искры летят – это так, прелюдия перед мессой си-минор? – съязвил Нильс.
- Слушай, Нильс... тебе хочется подробностей? Так вот. С Сашей я просто поцеловался. Один раз. Все. С женой разводиться не буду, новую семью создавать тоже. Давай закроем эту тему.
Седоволосый казался разочарованным.
- Неееееет...ты меня обманываешь. «Просто поцеловался», скажешь тоже! От вас с ним флюиды во все стороны разлетаются такие, что аж я свою молодость вспомнил... Я же не наивный девственник, чтобы отличать «просто» от «непросто»! Не хочешь рассказывать – так и скажи.
- Да, не хочу.
- Ну и ладно... - Нильс, как ребенок, подпер кулаком обиженное лицо и уставился на воду. Стасов фыркнул и ткнул пальцем в дергающийся поплавок:
- Лех, если ты перестанешь играть роль униженного и оскорбленного, ты заметишь свою поклевку.
Нильс поспешно схватился за свой спиннинг и забыл про Серегу с его проблемами. Пока он возился с мелкой рыбинкой, Док и Женич свернули свои снасти и подошли к Штольцу и Стасову.
- Тебе Лелька сказала про пирог? - как ни в чем не бывало, уточнил Док, почесывая кончик носа.
- Мне Ворон передал. Но я - пас, мне надо мозги в кучку собрать за оставшееся время перед планеркой – я ни на сантиметр не продвинулся, меня Ковалев завтра будет убивать мучительно и долго. Надо хотя бы что-нибудь внятное придумать, хотя бы вокруг темы слов понабросать...
- А что там за проблемы-то? - заинтересовался Женич.
- Да Прахов, черт его подрал бы совсем, - сплюнул Стасов, - весь - одна большая проблема.
- А с какого перепугу оно тебе-то упало? Я помню, Виталик Маркин запросы на эту фамилию оформлял во все места. Там еще следователем был Борщилов. Или это я путаю?
- Не путаешь, оно. Борщилов у нас занемог, в больничку лег. Говорят, на полгода, не меньше. Кашки кушает и травяной отвар пьет-с. А Маркина Ковалев с этого дела снял. Хрен разберешь, что там за игрища с этим делом.
- Ну, заходи, ежли что. Маркинские ответы на запросы так и лежат у нас, невостребованные – мы еще удивились, чего это сначала гонят коней, «срочно-спешно-пожарно», а потом две недели ни слуху, ни духу? Значит, тебе теперь эти конюшни расчищать... там, Серега, странные такие запросы... а ответы еще страннее...
- Да я вообще, если честно, не знал, что он запросы делал – ни слова в материалах.
- Ну, вот тебе, значит, сюрпрайз будет. Голову сломаешь, когда будешь думать, к чему эти запросы пристегнуть. Заходи завтра утречком, может, перед отчетом что новое усмотришь.
- Зайду, куда деваться... так мне это дело поперек горла встало – ни охнуть, ни вздохнуть, не поверишь, - Стасов скривился, - я бы лучше десять обычных бы навалял, чем за кем-то переделывать одно, такое поганое.
- А ты преподавать-то не перестал? – поинтересовался Док, и тут встрял Нильс, уже отцепивший добычу с крючка и переставший обижаться.
- Конечно, не перестал – его Фей ведь как раз студент. Романтика – встретил на лекции, влюбился, увез с собой на природу...
Серега опять сделал движение, будто собирается Нильса стукнуть, и тот увернулся.
Переговориваясь и периодически попинывая в бок отбрыкивающегося Нильса, живописная группа вернулась к развернутой силами Лельки и Бельского скатерти-самобранке. Упоительно пахла уха, овощи разноцветной грудой занимали центральное положение...
Ужин на природе удался – общими усилиями фонтан красноречия Нильса направили в другую сторону, и тот, как всегда, резвился и словоблудничал, пока остальные насыщались.
Наконец, сытые и довольные, мужчины пошли собирать палатки и вещи, и вскоре хор нестройных голосов известил, что палатки собраны и погружены.
- Тогда одеваемся! – скомандовала Лелька. Все, напряженно сопя, завозились у своих рюкзаков.
Нильс сменил пестрых рыбок на плавках на кожаные брюки и ковбойские сапоги, повязал на седые волосы черную бандану – и принял вид настоящего стареющего байкера.
Ворон нацепил кожаный жилет с какими-то надписями, Док укомплектовался непробиваемой кожаной курткой, которая делала его похожим на гору, Женич нацепил черный кожаный комбинезон...
Стасов тоже натянул свои чапсы и застегнул куртку.
- По коням? – глухо из-под шлема скомандовала Лелька и первая оседлала мотоцикл. Бельский, на этот раз самостоятельно, надел шлем и снова легко вскочил на сиденье позади Стасова. Нильс, порычав мотором для привлечения всеобщего внимания, показал Алексу большой палец в знак одобрения и газанул. За ним медленно, выбирая тропинки и стараясь не скользить по песку и хвое, потянулись остальные.
Наконец, все доползли до асфальтового покрытия и собрались вокруг Нильса, который восседал на своем мото-диване, громко включив музыку. Из колонок надрывался Рей Чарльз, а сам Нильс, покачивая седой головой в бандане (шлемы он категорически презирал) подпевал ему, притаптывая ногой в ковбойском сапоге.
Дождавшись отстающих, Нильс поднял вверх руку и медленно стартовал.
За ним в шахматном порядке стала выстраиваться колонна: левый ряд занял Нильс, за ним, на расстоянии в два метра, но справа, ехал Стасов; слева от Стасова, еще через два метра по диагонали, пристроилась Лелька; справа от Лельки, следом за Стасовым, ехал Женич; прямо за Лелькой, в одном ряду с ней и Нильсом, выступал Ворон; Док закрывал колонну, следуя в одном ряду за Стасовым и Женичем.
Колонна, рыча моторами, внушительно катилась по шоссе; из встречных машин высовывались любопытствующие лица, фуры, как и утром, уступали дорогу, а если возникала необходимость обогнать какую-то особо неповоротливую машину, Нильс поднимал вверх руку с указательным пальцем – и колонна перестраивалась «по одному»: едущие справа смещались влево, в том же порядке, в котором двигались: Стасов «уходил» в узкий промежуток между Нильсом и Лелькой, Женича пропускал перед собой Ворон, а Док, как и прежде, замыкал ряд, сместившись влево.
Впервые едущему в такой колонне Бельскому казалось, что он принадлежит к какой-то огромной, могущественной и всех пугающей группировке: автолюбители несколько затравленно смотрели из окон на проносящиеся один за другим мотоциклы, пешеходы поворачивали вслед головы, а чувство единства движения вдруг настолько завладело парнем, что он закрывал глаза и мечтал про себя: только бы это не кончалось, только бы это никогда не кончалось! Я хочу так ехать всегда – на сильном красивом мотоцикле, обнимая сильного и красивого мужчину, осознавая, что и впереди, и позади едут хорошие, простые и добрые люди – как там говорил Стасов, мотобратство? – которые прикрывают друг друга в колонне - и готовы помогать даже незнакомым... он, впервые сегодня севший на мотоцикл, чувствовал себя тоже красивым и сильным, пусть и косвенно, но причастным к этому могущественному братству; он немножко свысока смотрел на автомобилистов и особенно остро ощущал сейчас свое превосходство перед клубными тусовщиками. Глупые, они тянутся к гламуру, к деньгам, к богатым толстопузам на дорогих авто – а все эти дорогие авто с сидящими в них, как рыбки в банках, толстопузами, только и мелькают мимо, оставаясь позади, и толстопузы, заплатившие много тысяч евро, вынуждены париться в пробках и завидовать свободным и мощным, как ветер, байкерам, которые насквозь пробивают любую пробку, и которые едут сплошной колонной, неразрывно связанные друг с другом и ощущающие это единение...
Конечно, Бельский был, как и все молодые люди его возраста – а особенно, люди творческие – слишком восторженным и эмоциональным.
На третьем транспортном кольце колонна, наконец, начала разделяться: вся компания ехала «на пирог» к Лельке, Стасов же от компании отбивался. Перед развязкой Серега коротко нажал на клаксон, поднял вверх правую руку, помахав ей в воздухе, и вырвался вперед: Бельский услышал такие же короткие клаксонные отклики и, обернувшись, увидел поднятые руки каждого из участников колонны. Господи, какие же они все добрые и хорошие, чуть ли не со слезами на глазах подумал парень и, оторвав от Сереги левую руку, коротко махнул тоже.
И только у себя во дворе парень вдруг понял: сказка закончилась. Природа, смешные добродушные байкеры, рвущийся вперед сверкающий мотоцикл, обнимающий его в палатке спящий Стасов – все это закончилось.
Сейчас он вернется в свою квартиру, выпьет безвкусный чай из пакетика, запихнет в стиральную машину свои тряпки, почитает перед сном что-то невнятное и теоретическое для завтрашних занятий... и уснет. А завтра начнется обычный день, серый и унылый, такой же, как череда других, до него и после; и плечистый оперативник Серега Стасов с головой уйдет в работу, забыв про своего студента; а ему, Бельскому, останется только ждать следующего семинара, чтобы снова увидеть эти темные нахмуренные брови, разворот плеч и уверенную походку... Придет ли еще раз капитан Стасов в клуб по своей работе, останется ли на шоу? И вообще...
Что он вообще про него думает, этот капитан?