Личное дело

Глава 19

...к себе домой в этот день Стасов так и не попал. С работы он позвонил Алле, справился о ее здоровье, коротко рассказал, кто такой Алекс, и что ситуация становится все сложнее, и счел свою совесть чистой. Пока Стасов и Соболевский совещались с Ковалевым, Бельский уютно устроился на креслице в кабинете Стасова и читал какую-то книжку – все ту же, бумажную, вызвавшую у Сереги интерес перед лекцией.
- Что читаем? – вваливаясь в кабинет, поинтересовался Соболевский. Саша поднял на него свои невероятные глаза и улыбнулся.
- «Расследование цареубийства», Соколова.
- Детектив, что ли?
- Это про Романовых, тупень, - пнул его под ребра вошедший следом Серега.
- А, Ромаааановы... а у меня жена весь дом детективами забила, тоже цари, султаны, убийства какие-то, то розы-слезы-паровозы, то кровь на снегу... Я уже скоро сам начну изъясняться, как в этих книжках: «Розмари осторожно вошла в комнату: на столе горела свеча, и грудь ее затрепетала», - Соболевский с подвыванием процитировал кусок и закатил глаза к потолку. Стасов хмыкнул.
- Так ты сам-то не читай! А то и правда начнешь в протоколах про трепещущую грудь писать...
- А что же мне читать, если дома одна эта макулатура? – удивился Соболевский, устраиваясь у Серегиного стола со своей папочкой и шурша бумажками, - я обычно вечерком, под ужин, первую попавшуюся книжечку возьму – и настает мне счастье... Глазки кушают пищу духовную, зубки – пищу материальную... красота.
- Ну, я другую красоту предпочитаю, - Серега подмигнул Бельскому, и тот покраснел.
- Это какую же? – ревниво вскинулся Соболевский, - поделись, а вдруг и мне больше понравится?
- Я смотрю выступления чемпиона мира по беллидэнсу, - похвастался Стасов, и парень покраснел еще сильнее, прячась за своей книжкой, - вот это и правда – красота.
- Вот ты фрукт, - укоряющее протянул Стас, - в одно рыло смотрит – и не поперхнется... нет, чтоб взять коллегу с собой, подарить минуты прекрасного, так сказать... я так люблю, когда красивые девушки передо мной танцуют!
- А это не девушки, - съехидничал Стасов, - это прекрасный юноша. Это мужской беллидэнс. Слышал про такой?
- Нет, - Соболевский издевательски приподнял бровь и, скосив глаза на Бельского, перешел на театрально-громкий шепот, - не пугай меня, мил человек, я от тебя таких подвохов не ждал. Какие-такие юноши? Ты же женатый вроде.
- Женатый, ага. Но прекрасный юноша, скромно сидящий позади тебя, танцует просто ошеломительно. Поэтому я на время забываю про жену и смотрю мужской беллидэнс.
Соболевский поцокал языком, не выказав ни малейшего удивления – знал, хитрец, знал, с кем общается Серега! – и кивнул есенинской головой:
- Про жену, коллега, забывать опасно, они ведь, эти жены, знаешь, какие? Только забудь про них – а они уже уселись в уголке, обиделись, придумали себе десять тысяч негативных фактов, и точат маленькую чайную ложечку, чтобы медленно кушать твой невинный мозг... но автограф у чемпиона я все же возьму.
Спрятавшись за книжкой, Бельский беззвучно смеялся, и Стасов опять уловил в себе нечто вроде ревности.
«Как глупо, - досадливо подумал он, - как глупо я себя веду! Я не имею никакого права его ревновать. Теперь я знаю, что он там в кого-то влюблен, или был влюблен – неважно, важно, что это точно – не я. Я, получается, надеялся, что это все же я, хотя что бы я стал делать с этим фактом? Да ничего. Просто хотелось. Но это не я. И, черт побери, как-то надо все же выяснить эту загадочную фигуру. Совсем не нравится мне наличие в этом деле тайных персонажей...»

Ковалев выслушал его, не прерывая.
- Ну, мы уже знаем, что у Прахова были знакомые не только в наших верхах, но и пониже, - устало махнул рукой Ковалев, - и сына администратора кто-то отмазал. Даже могу догадаться, кто. Но надо, конечно, твердые факты нарыть... Вот ведь сукин сын Веденеев, а? Деньги он, выходит, берет с них за молчание... прям под носом у него торгуют, а он отчеты пишет «не знаю, не видел»!... – полковник помолчал, - Но, черт побери, может, все это – операция какая, а, сына? Вдруг сейчас я приду к их руководству, ляпну про Веденеева, и сорву им к чертовой матери оперативные разработки, в бога душу мать? – полковник в сердцах стукнул кулаком по столешнице. Стасов покачал головой.
- Я думаю, это уже не разработки, Дмитрий Георгич. Не похоже уже это все на разработки, понимаете. Ко вчерашней истории с полотнами Веденеев вряд ли причастен – он удивился еще сильнее меня, да и не такой он идиот, чтобы так грубо работать: любой студент бы усмотрел прямую связь, а я давно не студент. Нет, в этом Леха не принимал участия. Но вот во всем остальном... Свидетельница сказала, что к администратору в день его смерти приезжал какой-то жирный мужик. По описанию очень похож на сына директора клуба. Просто поговорить он приезжал, или укол вкалывал – вопрос хороший, но не главный. Главный – его кто-то привез, покрывает, а основное – слил ему инфу. И вот этот кто-то вполне мог быть и Веденеев. По крайней мере, лично у меня не вырисовывается больше никакой прямой связи нашего ведомства с этой шатией-братией.
- Не слишком ли это очевидно, сына?
- Не знаю я, Дмитрий Георгич. Не знаю. Может, и чересчур напрямую. Но только они ж вон как забегали да запаниковали – и администратора убрали, и меня из клуба пытаются выжить. Может, после разговора со мной администратор сказал кому-то, что всех сдаст? Может, они так сами решили, узнав, что я у него был? Не знаю я, не знаю... Но совершенно точно я видел вчера, что этот Андрюша в полной замазке. Он сын хозяина, и чувствует себя там королем. Но меня лично настораживает тот факт, что Веденеев его прикрывает. Знает, и молчит. То ли это только для нас такая информация, то ли он ведет свою игру. Больше я никак не могу объяснить все это.
- Ну, так и не надо пока объяснять, сына, - посоветовал Ковалев, потирая грудную клетку справа, - не надо пока. Мы будем тихонечко рыть свои убойные дела, а в наркоту соваться не будем. Пока. И будем делать вид, что нас ничего не настораживает. У нас есть Прахов, у нас теперь есть Корнейчук. Соболевский - хороший парень, я ему верю, так что ни следы не пропадут, ни экспертизы не потеряются... я объединю оба дела, ты подключайся к Стасу, но на тебе висит неформальный твой танцовщик этот... не слишком там при нем откровенничайте – кто его знает, что он за перец. Меньше знает – крепче спит. Кстати... ты б все же плотно поспрашивал, вдруг он чего рассказать забыл? Не придал значения? Не люблю я совпадения, сына, ой, как не люблю! И еще... запроси-ка в ИБ то дело, администраторского сына. Я сам почитаю, кто там и что там. Вдруг что и вычитаю. И ты не поглядывай так явно на часы, не поглядывай. Мальчишка твой у нас в безопасности – он ведь с Соболевским там сидит, верно? Вот и не паникуй так откровенно... Давай, тащи архивное дело, вместе почитаем.
... Стасову и Ковалеву понадобилось примерно полчаса, чтобы долистать до нужных им данных. Фамилия Прахова не попалась ни разу, зато попалась другая, резанувшая глаз и, в принципе, уже ожидаемая: одним из оперативников, занимавшихся делом о распространении и хранении наркотиков гражданином Корнейчуком О.В., оказался Веденеев А.В.
По всему выходило, что оперативник Леха Веденеев изначально крутился в этих делах. То ли он делал все это сознательно – из любви к хрустящим денежным купюрам, то ли его чем-то держали на крючке и заставляли помогать – но сейчас уже никак нельзя было оправдать Веденеевское поведение его работой и легендой: тогда, когда младший Корнейчук попался на неблагопристойном поведении, Леха еще ни сном, ни духом не мог знать, что попадет в тот самый клуб под маской администратора. А значит, работал он по своему вдохновению. Все газеты давно твердят, что 90% ментов есть оборотни в погонах, которые на самом деле те же преступники, только исподтишка. Может быть, это и в случае с Лехой Веденеевым так? Не хотелось, очень не хотелось верить... Нельзя сказать, чтобы Сереге очень уж нравился Веденеев – он его практически и не знал – но сама мысль о волке в овечьей шкуре была противна. Однако факты оставались фактами, и, посовещавшись, Ковалев и Стасов решили пока понаблюдать за развитием ситуации со стороны. С невинной стороны расследования убийства скромного администратора Виктора, при воспоминании об усталых и безнадежных глазах которого Сереге Стасову становилось очень тошно...

Доработали они достаточно спокойно – Стасов подчистил хвосты по бумажной работе, Соболевский ковырялся с упавшим на него делом Корнейчука, периодически что-то уточняя по телефону, а Алекс спокойно читал в кресле, время от времени неслышно меняя позы. Когда звякнул мобильный, Соболевский схватился за голову:
- Мать честная, забыл совсем, у тещи ж день рождения сегодня! А я, скотина неблагодарная, не соизволил явиться вовремя на пиршество!
- Ну, и попал ты, Стасон... теперь только дорогой букетище спасет ситуацию.
- Жена мне голову откусит даже при наличии букетища, - Стас поспешно запихивал документы в сейф, - она давно ждала удобного случая, а тут – святое дело... все, извините, братцы, побежал я прощаться с жизнью – если не жена, так теща обязательно укокошит. Всем спокойной ночи!
Алекс проводил глазами закрывшего за собой дверь Соболевского и усмехнулся.
- Потрясающий. Он просто потрясающий. Он так интересно говорит! Такой богатый язык, такие фразочки...
Стасов покосился и ревниво заметил:
- Он женат.
Алекс прыснул.
- Я в курсе. Я ж не с этой точки зрения смотрел.
- А с какой?
- Ну, просто... с человеческой. Или ты думаешь, что гей – не человек, что ли?
- Человек, само собой. Слушай, человек, а как насчет поесть, а? Я сейчас с голоду сдохну, мы с утра не ели ничего...
- Так поехали домой... это ж ты тут работаешь – а я послушно жду...- Алекс потянулся в кресле, раскинув в стороны кулаки, зевнул и спрятал книжку в рюкзак.
Они вышли из здания и, неспешно переговариваясь, дошли до машины.
- Слушай, ты сейчас сказал – «поехали домой?» – вдруг хмыкнул Стасов, - так у тебя это вышло... естественно.
- Ну, ты же у меня вроде как сейчас, - смутился парень, - вот и вырвалось...
- Да ладно, не красней, все нормально. Мне даже понравилось. Я уже вошел в роль твоего бойфренда.
Алекс хмыкнул и ничего не ответил.
- А что у нас дома из еды? – выделив голосом слово «дома», Серега влился в поток машин на проспекте и покосился на парня.
- Ну... я могу приготовить рис с овощами, - Алекс забросил руки за голову, - могу сделать овощное рагу... а еще, мы вчера купили что-то вроде куриных фрагментов – их тоже можно применить для приготовления ужина. А ты бы что предпочел?
Стасов не удержался и рассмеялся.
- Я бы предпочел что-нибудь очень быстро сожрать и завалиться спать, если честно. Такой вариант возможен? Или обязательно нужно долго медитировать вокруг кастрюль на кухне, и затем поедать приготовленное в соответствии с определенной церемонией?
- Конечно, все должно соответствовать определенной церемонии! Ты забыл? Я танцую беллидэнс! Я буду подавать тебе кушанья, завернувшись в прозрачное покрывало, танцуя танец наложницы...
- Так. Вот это сразу стоп. Даже шутить на эту тему не надо, - резко прервал Стасов, - даже не шути так, ок?
- А что я не так сказал? – испугался Алекс.
- Просто не шути, и все, - отрезал Серега. Разве он мог признаться даже самому себе, что не сможет удержаться, если увидит парня в этом его... танце? Теперь, когда он помнит, каково это – его обнимать, целовать, держа в руках и глядя в черные глаза – сможет ли он остаться благоразумным и хладнокровным, если танец мужчины-змеи будет исполнен лично для него, наедине? Да ни за что в жизни! И поэтому необходимо это сразу пресечь. Не хватало еще, и правда, вляпаться в какие-то серьезные необратимые эмоции и отношения... у него есть жена. А у парня – его идеал, в который он влюблен. Тот самый, который ото всех трепетно скрывается, и о котором парень ничего не говорит даже ему, Сереге. И эта мысль сработала, как ушат холодной воды.
Они молча доехали до дома Алекса, молча поднялись по лестнице. Перед дверью парень замедлил шаги.
- Странно... я же закрывал дверь!...
Стасов молниеносно отстранил парня и приоткрыл дверь, прислушавшись. В квартире было темно и тихо. Если бы не обострившийся до предела слух, Серега бы наверняка пропустил этот момент, когда из-за двери сверху с размаху опустилась рука с чем-то тяжелым, метя ровно в то место, где должна быть голова входящего. Но Серега ждал чего-то подобного, поэтому вместо его головы рука ударила воздух, и уже через секунду ударивший хрипло заматерился от боли в заломленном назад плече и принялся исступленно вырываться. Стасов несильно стукнул незваного гостя в челюсть, и тот, обмякнув, отключился.
Алекс стоял на пороге, бледный и застывший.
- Кто это? – еле слышно спросил он, и Серега, одной рукой доставая мобильник, другой включил в прихожей свет. У него ног на полу лежал совершенно незнакомый тип, напоминавший прощелыгу-рецидивиста: налысо бритая голова, спортивный костюм, на пальцах – наколки перстней... мелкая шестерка. Один из тех, кого люди поважнее и посолиднее отряжают исполнить черновую работу.
- Я его не знаю, - помотал головой Алекс. Серега кивнул и заговорил в трубку:
- Дмитрий Георгич, Стасов. Нас тут гости ждали в квартире Бельского. Я обезвредил. Да вроде один, но если кто еще внутри есть – встречу, других выходов из квартиры нет. Да. Жду наряд. Да. На месте.
Стасов осмотрелся, заметил кожаный ремень на вешалке, сделал из него петлю и туго обвязал руки все еще лежащему в безвольной позе посетителю.
- Вот говорил мне начальник – носи с собой наручники, - буднично посетовал он Алексу, - а я все никак не могу в привычку взять... а тут бы вон как пригодилось как раз.
- Ты говоришь, там может быть кто-то еще? – опасливо покосился в глубину темной квартиры парень, и Серега пожал плечами:
- Вряд ли. Ты ж один должен был возвращаться. С тобой бы он и один справился. Но мы на всякий случай спиной к квартире поворачиваться, конечно, не будем... А теперь давай, друг мой любезный, рассказывай, что же ты такого знаешь или видел, что внезапно так помешал спокойно жить каким-то... прекрасным людям?
- Сережа. Я клянусь. Я не знаю. Если бы я это знал, я бы сразу рассказал тебе.
Лежащий пошевелился, и Алекс опасливо отступил от него подальше.
- Ну, кто тебя послал-то, золотой мой? – склонился к нему Стасов. Задержанный дернулся, понял, что связан, и осклабился:
- А ты кто такой, начальник? За что бьешь, за что вяжешь?
- За проникновение в чужое жилище, это как минимум, - нежно пропел ему Серега и носком кроссовка поддел валяющуюся неподалеку бейсбольную биту, - и за вот этот спортивный инвентарь, ибо ты, касатик, явно перепутал стадион с этой квартиркой.
- Недоразумение вышло, начальник, - тут же заныл лежащий, - чистое недоразумение, влез я поживиться, а тут ты, ну я и ...
- Отличная история, - похвалил Стасов, - значит, не будешь рассказывать? Ну ладно... поговорим с тобой в другом месте и в других условиях... и клянусь тебе, родной, меня твоя сказка не устроит...
Они ждали не больше пятнадцати минут - снизу по лестнице затопали, и Серега, быстро пересказав приехавшим коллегам суть дела, отошел в сторону, к Алексу, пока его пленника поднимали и «переодевали» в наручники.
- Мне кажется, что я в каком-то кино, - пожаловался Алекс, наблюдая за действиями оперативников, - я ничего не понимаю. Зачем я ему? Я же вообще, вообще ничего не знаю, ничего не видел, даже не подозреваю, в чем суть всей этой каши...
- Ну, малыш, если бы ты понимал суть всей этой каши, тебе впору было бы давать медаль за раскрытие дела, - вздохнул Серега и приобнял одной рукой парня за плечи, - не удастся нам с тобой сегодня насладиться прелестями твоей домашней кухни. Ночевать мы тут не останемся – вон как дверь взломана, даже закрыться изнутри нельзя. Придется тебе все же потерпеть мою жену...
- Нет, - дернулся было парень, но Стасов сильно сжал его плечо, и тот поник.
- Да, мой хороший, да. Она не кусается. А что касается твоих надуманных смущений и стыда, то прошу тебя, предоставь это чувство мне.
Сереге было так жаль мальчишку, но что он мог поделать? Он и сам бы предпочел не сводить на одной территории Аллу и Алекса, но куда они могли еще пойти? Выбора не было...
Формальности - протоколы, показания, снятие отпечатков пальцев - заняли почти три часа, и когда, наконец, они освободились, проводив коллег и кое-как закрыв взломанную дверь, было уже сильно заполночь.
Стасов, поколебавшись, написал супруге короткое смс: «Спишь?»
Отрицательный ответ пришел почти сразу, и Серега набрал номер Аллы.
- Привет, солнце, - начал он совершенно обыденным тоном, словно только сегодня они вместе уходили из дома, - у нас тут внезапное ЧП: квартиру Алекса взломали, поэтому я любезно пригласил его переночевать у нас. Надеюсь, ты не будешь против?
- Нет, абсолютно не буду, - преувеличенно равнодушным голосом ответила Алла, и Сереге показалось, что она только что плакала, - тем более, что я уехала к маме, и пробуду у нее пару дней, она немного нездорова.
- Нездорова? Что-то серьезное? – испугался Серега.
- Нет. Сережа... не волнуйся, все с ней в порядке. Я просто хочу побыть у нее. Понимаешь? Просто побыть у нее.
Стасов замолчал на полуслове, внезапно осознав, что пытается ему сказать жена: она... получается, она от него ушла? Пусть, как она сказала, «на пару дней», но – ушла? Задавать вопросы и выяснять отношения при посторонних Серега не любил, поэтому, покосившись на стоящего рядом парня, выдохнул и продолжил, как ни в чем не бывало:
- Хорошо, смотри сама, как тебе удобно. Прости, что разбудил. Пока.
Нажав на «отбой», Серега бросил взгляд на парня, который, казалось, от усталости и впечатлений едва стоял на ногах, и скомандовал ему:
- Ну что, поехали?
- Поехали, - обреченно согласился Алекс.
У него действительно уже не было сил ни спорить, ни протестовать, хотя меньше всего на свете он хотел бы встречаться с мадам Стасовой – ему казалось, что это будет как-то... нечестно. Неправильно.
Он, человек, который целовал ее мужа – он не имеет морального права находиться в их квартире и общаться с этой женщиной. Но Серега не оставил ему выбора – да и, честно признаться, оставаться здесь парень и сам бы тоже не смог. Теперь эта квартира больше не казалась ему надежной крепостью, убежищем от всех бед и забот, она была открыта чужими руками, испоганена и осквернена: Алексу казалось, что он больше не сможет сидеть на диване, на котором, возможно, сидел этот отморозок с битой; смотреться в зеркало в прихожей, надевать одежду, которую всю обшарили чужие руки, вывернув шкафы... да даже просто входить в темную квартиру, открывая дверь, он больше не сможет – так отчетливо он запомнил сегодня это молниеносное движение из-за угла.
Ему теперь все время будет казаться, что он открывает дверь, делает шаг – и ему на голову опускается бита... сколько нужно времени, чтобы забылась эта картинка? Поэтому сейчас Алекс был искренне благодарен Сереге, что тот все время находился рядом с ним и не оставлял в этой квартире, а тащил за собой. Пусть и в его семейное гнездо, но – подальше от этого места...
Они доехали до дома Стасова в полном молчании: Сереге даже показалось, что парень уснул. Но Алекс не спал: он просто сидел, откинув голову на подголовник и отвернувшись к окну, и бессмысленно провожал глазами огоньки уличных фонарей.
- Мы приехали, - негромко сказал мужчина, паркуясь у дома и натужно откашливаясь, - надеюсь, здесь нас никто не будет ждать с битой.
Парень промолчал, но вежливо улыбнулся уголком рта, и Сереге стало его невыносимо жаль, даже сердце защемило: как так вышло, что он втянул мальчика в это все? Происходило ли бы что-то подобное, не бегай Серега на шоу, не целуйся у бара, не обнимаясь на виду у всех с Бельским? С вероятностью в 80% - нет. Потому как, отстань после первого допроса капитан Стасов от танцовщика – никто бы не переживал, что мальчик раскроет рот и что-то ему сболтнет. Но все же, значит, ему есть, что сбатлывать? Что же, что?
Нет, Серега на все двести процентов теперь верил Алексу, и верил, что тот не понимает, что именно он должен рассказать, ведь совершенно очевидно, что парень боится, и давно бы рассказал все, что нужно. Видимо, это что-то такое повседневное, что в памяти парня даже не отфиксировалось, но почему-то клубным деятелям оно опасно.
Так захотелось Сереге успокоить этого мальчика, что он не сдержался, и прямо в лифте приобнял его за плечи. Вышло вполне дружески, но у мужчины снова заныло что-то в солнечном сплетении от близости черных густых волос с тонким запахом парфюма, от опущенных вниз ресниц, оказавшихся совсем рядом... он даже испугался и ослабил немного хватку. По счастью, лифт остановился на нужном этаже, и это вышло естественно.
- Моей жены нет дома, - сказал Стасов, гремя ключами, - она ночует у моей матери, так что можешь совершенно свободно забыть про все свои смущения и страхи.
Парень снова промолчал, хотя с огромным усилием удержал на кончике языка свой вопрос. Но – нет. Не стал спрашивать, не стал любопытничать. У матери – так у матери, значит, все в порядке, все так, как надо.
Они вошли в темную квартиру, и Алекса передернуло: он снова вспомнил СВОЮ темную квартиру, и удар из-за угла.
У Стасовых квартира была намного современнее, чем у Алекса, и совершенно очевидно, что здесь проживала женщина: огромное количество флакончиков, коробочек, каких-то косметических мелочей, элементов интерьера просто кричали о счастливой семейной жизни. Такие мирные милые пустяки, как пестрый шелковый шарфик, забытый под висящей на вешалке кожаной Стасовской курткой, маленькие туфельки, примостившиеся на полочке рядом с Серегиными кроссовками...
Алекс обводил глазами пространство – и у него внутри все начинало кровоточить от непонятной боли. Здесь уже не мог усыплять себя иллюзиями обычный парень Саша, мечтая о том, что Серега Стасов хотя бы немножко, хотя бы ненадолго, но принадлежит ему; нет, здесь все свидетельствовало о том, что студент Бельский – жалкий тупица и дурак, потому что есть реальная жизнь капитана Стасова, и эта реальная жизнь – вот здесь, с красивой блондинкой по имени Алла, с ее этими баночками, туфельками, шарфиком... и не стоило тратить время на пустые мечты и надежды: никогда ничего не изменится, и капитан Стасов, отработав по делу номер тысяча сто дробь сколько-нибудь, спокойно попрощается с подопечным Алексом, и перестанет пить с ним кофе, и не будет больше сидеть за столиком в клубе, и все будет так, как было раньше: бессмысленные поиски преподавателя на переменах взглядом, любование молча издалека, и – будни, будни, будни... серые будни, в которых работа напоминает череду одинаковых, неотличимых друг от друга событий. И не будет в этих буднях ни малейшего светлого пятна, и перед сном только и останется неудачнику Саше Бельскому, что лежать, глядя в потолок, и вспоминать – и поездку на Шерну, и поцелуи в клубе, и...
Парень пришел в себя от легкого прикосновения к плечу: Стасов смотрел на него обеспокоенно и заботливо, и не понимал, отчего в глазах у парня вдруг образовалась такая черная, глухая и горькая тоска. От чего? Что он там думает себе, стоя посреди прихожей и скользя глазами по стенам и мебели?
- Прости, я задумался, - Алекс постарался улыбнуться, - я просто представил себе, что рано или поздно мне придется возвращаться туда, домой, и... в общем, я этого боюсь немного.
- Но я же с тобой, - то ли спросил, то ли утвердил Серега, и парень пожал плечами:
- Но ты же не можешь все время быть со мной, верно?
«А почему нет?», - чуть было не вырвалось у Стасова, но он вовремя прикусил язык, и вместо ответа притянул к себе парня, несильно прижав к груди. Вышло очень нежно, и оба испуганно замолчали: Алекс уткнулся носом в Серегину шею, а мужчина прижался щекой к волосам и закрыл глаза. Каждый боялся пошевелиться, да и не хотел нарушать это ощущение полного покоя и счастья. Серега полностью растворился в запахе парфюма и ощущении парня в своих руках; он настолько отключился, что совершенно автоматически принялся легонько касаться губами черных волос. Алекс вздрогнул, и Серега пришел в себя: да что это происходит с ним, с ума он сошел, что ли? Вряд ли мальчику приятны эти нежности, не нужно оно ему, перестань приставать, капитан, не сходи с ума...
- Я думаю, нам наконец-то удастся перекусить, - фальшиво-бодро оповестил Стасов и ослабил объятия, - кухня у нас вот здесь. Проходи. Будь как дома.
Стараясь не смотреть друг на друга, они прошли в кухню. Серега засуетился около холодильника, Алекс предложил свою помощь – сначала нерешительно, а затем все более уверенно отодвигая мужчину от продуктов, и в итоге полностью взял на себя приготовление салата, доверив Стасову нарезание хлеба.
Точно так же молча они поели, и мужчина мотнул головой в сторону ванной:
- Я загружу посудомойку, а ты, если хочешь... в общем, ванная там. Полотенца слева от двери, на полочке.
Алекс покорно скрылся в ванной, а Серега плюхнулся на стул и обхватил голову руками. Что ему делать с этим своим чувством, черт возьми? Что ему делать, если постоянно и непреодолимо хочется обнимать парня, прикасаться к нему, снова ощутить запах его кожи, его губы? Это становится больше похоже на пытку, и если днем, за делами и событиями, это притуплено, то сейчас, когда вокруг ночь и тишина, это состояние просто кувалдой молотит в виски. И махнул бы капитан Стасов рукой на все свои моральные принципы и устои, и плюнул бы и на свой женатый статус, и на то, что в этом деле он должен прежде всего соблюдать профессиональный интерес – на все был готов плюнуть Серега. На все, кроме одного: кроме самого Алекса. Точнее, его непонятного отношения. С одной стороны, он с удовольствием ездил с Серегой на реку, помогал ему в клубе, и по всему выходит, что никакого корыстного интереса в этом деле у него нет, но... но есть этот обман насчет влюбленности в мужчину. Ведь столько раз повторил парень Стасову, что нет у него никого, что поверил ему Серега, доверял на все сто – а вышло, что напрасно, и на самом деле вполне себе существует - или существовал - какой-то там непонятный мужчина. А значит, точно так же убедительно врать мальчик может и в чем-то другом...
Нет, интуиция подсказывала Стасову, что в делах клуба парень не участвует. Да и Стас пробивал в свое время биллинг его звонков: ни с какими мужчинами, по крайней мере, по телефону, он не общается. Но почему, почему он тогда так ведет себя? Молчит, упирается, не желает говорить о своем возлюбленном. А значит, Серегу он просто терпит – ну, или воспринимает, как друга. Как преподавателя. И все Серегины поползновения в сторону объятий, поцелуев и прочего такого выглядят не просто смешно, а преступно глупо.
«Не позорься!» - все время хочется одернуть себя Сереге, когда он порывается обнять или дотронуться до парня. «Не смотри на него так, не позорься!» - но все равно не получается не смотреть, все равно не получается не хотеть. Околдовал его этот мальчик... и ведь ничего не делает, черт побери, совсем ничего не делает – просто такой, какой есть, но именно это и очаровывает все сильнее и сильнее.
Совершенно это было непонятно Стасову, настолько непонятно и необъяснимо, что он даже пытаться перестал хоть как-то самому себе все это истолковать.
Знал он только одно: несмотря ни на что - ни на полное отсутствие у него раньше подобных склонностей, ни на подозрительное поведение мальчика, он все равно ничего не может поделать со своей тягой. Точнее, это даже не тяга была. Серега ловил себя на том, что готов довериться, готов все поставить на карту, готов поменять всю свою жизнь - только бы этот демон оказался с ним вместе. Только бы каждый вечер возвращаться к нему, сидеть с ним рядом, обнимать, говорить обо всем подряд, гулять, ездить на природу, просто молчать. В общем-то, этого было бы, наверное, достаточно. Только бы – вместе...
И это терзало. Мальчик так явственно отстранился сегодня там, в прихожей, от обнявшего его Сереги, что у мужчины аж заныло что-то внутри. Стало так стыдно – и так больно...

...А Алекс сидел на краю ванной с закрытыми глазами и тихонько раскачивался, как под гипнозом. Все, что происходило вокруг него, напоминало какое-то плохое кино: сначала ни с того, ни с сего клуб, который он считал своим домом, внезапно стал ему чужим и враждебным, и все вокруг оказались какими-то подозрительными: и администратор Леха, который так зло смотрел на них с Стасовым, и полотна эти перерезанные... потом внезапно он узнал, что убили Виктора. Виктора, отличного дядьку, безобидного и доброго, который всегда помогал Алексу – да и вообще любому, кто его просил о помощи; Виктору, который всех танцовщиков, даже самых отпетых и недалеких, называл «детка» и, видимо, искренне заботился. Кто и за что мог убить такого человека? Он не был преступником, не был замешан в наркотической истории – это же было очевидно, не может же Алекс так ошибаться в людях, нет, только не в «папаше», как его называли танцовщики! А потом... потом эта приоткрытая дверь. И бита из темноты. И какой-то отвратительный субъект, скалящий в наглой усмешке гнилые зубы и словно бы понимающий, что ничего ему не будет... ну а что? Влез воровать – отличная отмазка. Никого не убил? Не убил. Ничего не украл? Да не успел, граждане судьи. Только дверь вот попортил, уж простите. Ну, может, отсидит гражданин вор полгодика в СИЗО, да и все – и гуляй, Вася. Точнее, Рома, если верить составленному протоколу на товарища Романа Алексеевича Синькова, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения.
И понимал Алекс, что вся эта карусель вертится вокруг клуба, и он, Алекс, что-то, наверное, там увидел, и теперь это что-то может рассказать Сереге, раз уж решили его из игры вывести. Вряд ли убить, нет, про это думать не хочется – с полотен в клубе он бы просто упал и сломал себе руки-ноги, заработал бы сотрясение, попал бы в больницу – и лежал бы там себе спокойно, а расследование бы шло своим чередом. Да и этот Роман Синьков не похож на убийцу – и правда, грабитель. Хотя битой он орудовал уверенно...
Парень передернул плечами: нет, хватит об этом. Все позади, все прошло.
Наступило другое, о чем думать хотелось еще меньше: он находился там, где находиться не хотел. И не хотел совершенно обоснованно: он заранее знал, как ему будет здесь трудно, и не ошибался. Каждая вещь вокруг разбивала его иллюзии, которыми он жил в последнее время. Всю эту последнюю неделю он был счастлив, несмотря ни на что. А теперь – теперь он понимает, что все это было только его иллюзией.
Он сам себе придумал этот спектакль, в котором капитан Стасов приходит не работать в клуб, а к нему, на его выступления. Не по работе попросил прикрыть его у бара – а действительно захотел его поцеловать. Не ради безопасности с собой таскал, а хотел провести с ним время у реки... как глупо это все было.
Зачем Алекс обманывал себя, зачем придумал все это и жил этой мечтой? Неужели он не видел, что Серега – работает? Собирает информацию, задает вопросы, присматривается... видел, конечно. Все он видел. Просто хотел верить, что не только это привлекает опера Стасова в клубе. И хотел верить, что в тот момент, когда уходит от него капитан Стасов, время застывает, предметы замирают в пространстве, ничего нигде не происходит, и у капитана Стасова в том числе: зависает капитан Стасов, как поставленный на «паузу» фильм, и не отмирает, пока снова не попадет в поле зрения Алекса.
А на самом деле, конечно, жизнь текла своим чередом, и мчался Серега после работы вот в эту квартиру, к своей жене, которая ждала его с ужином, рассказывала новости, с которой они смеялись, говорили, потом шли в постель... и это у Алекса застывало время. А у Сереги оно вполне себе шло дальше. Это Алекс жил от встречи – и до встречи, а Серега работал, ел приготовленный женой завтрак, целовал ее перед уходом... куда спрятаться от этой правды? Куда от нее деться, если вокруг – та самая реальная жизнь капитана Стасова.
Вот этой зубной щеткой он чистит зубы, а вот эта, розовая – явно принадлежит его жене. Стоят себе эти щетки, тесно, бок о бок, в красивом стаканчике, мирно так стоят, по-семейному, и смеются над глупым парнем, который напридумывал себе сказку про любовь... и полотенца смеются, и кремы на полочке, и даже пушистый халатик на крючке – все это заливисто хохочет, издевается, и нет никому никакого дела до того, как больно и грустно сидящему на краю ванной парню.
И словно бы назло, капитан Стасов то приобнимет его, то малышом назовет – понятно, у него обычные приятельские, с работой связанные, чувства, покровительство, что-то – ну, пусть не отцовское, но старше-братское. Не больше. А Алекса аж трясти начинает от его этих проявлений. И вспоминает он этот «рабочий» поцелуй в клубе, и у реки их объятия в палатке – и проваливается в бездну своего отчаяния и тоски.
И тут же получает разряд шоковой терапии: смотри, мил друг, это вот расческа его жены, видишь? И лосьон для лица. Для нормальной кожи, понимаешь? Не надо придумывать себе то, чего нет, мальчик, у его жены – реальной, настоящей жены! – нормальная кожа. И это она обнимает его по ночам, и это ее кожу – вот эту, нормальную – он целует.
Алекс сделал над собой усилие, встал, посмотрел в зеркало на свое бледное, неживое лицо, автоматически взял с полочки самое верхнее полотенце, автоматически включил воду и встал под душ...