Тяжелее Небес

11. КОНФЕТЫ, ЩЕНКИ, ЛЮБОВЬ

Лондон, Англия октябрь 1989 - май 1990 года

В магазине рядом с вами: Нирвана. Цветы. Духи. Конфеты. Щенки. Любовь. - из воображаемого рекламного объявления для второго альбома «Нирваны».

20 октября 1989 года Курт приехал в Лондон. У него было три выходных дня перед первым концертом, и он хотел посетить Британский музей, однако он заболел, поэтому довольствовался тем, что сфотографировался на входе. Его товарищи по команде исследовали британские пабы, а Курт - который в то время не пил и не курил траву из-за своих проблем с желудком - остался в гостинице с бронхитом, что периодически повторялось. Пытаясь вылечиться, он бил себя кулаком в грудь, думая, что такое насилие высвободит его мокроту.
Группа гастролировала по Европе с «Tad», ещё одной группой с «Sub Pop», которую возглавлял Тэд Дойл, 300-фунтовый бывший мясник из Айдахо. Поскольку у этих двух групп был глубокий и тяжёлый саунд, и из-за почти нелепой тучности Тэда один умный британский промоутер разрекламировал один концерт как «Тяжелее Небес». Эта игра слов стала официальным названием тура, используясь на постерах и в газетных объявлениях. Это была подходящая совокупность звуковой атаки, которую создавали обе группы: если весь уровень громкости не подавлял, то мрачные темы таких песен, как «Downer» «Нирваны» и «Cyanide Bath» «Tad», конечно, подавил бы. Они планировали вместе быть ведущими исполнителями, попеременно играя друг у друга на разогреве, на братском концерте.
Курт ожидал в Европе славы и богатства: вместо этого он оказался в низкобюджетном туре, который требовал от группы сыграть 37 концертов за 42 дня в девяти разных странах, маршрут, который был возможен, если только они ехали бы всю ночь. Их транспортным средством, арендованным у «Sub Pop», был сморщенный десятиместный фургон «Фиат», который должен был перевозить их аппаратуру, товары тура, троих членов «Нирваны», четверых членов «Tad» и двоих членов команды. Учитывая объём Тэда, рост Криста и тот факт, что ударник «Tad» настаивал на том, чтобы стоять в фургоне, ежедневная погрузка могла занимать час и напоминала что-то из сценки Братьев Маркс. А перед отъездом, из-за многих желудочно-кишечных проблем, Тэду Дойлу приходилось претерпевать почти ритуальную ежедневную рвоту. Этот последний недуг был таким регулярным, что его можно было вписывать в гастрольный график: «10 утра - загружаем фургон; 10:10 - Тэда рвёт».
Курт был околдован внутренними функциями Тэда. Он страдал от собственных болей в желудке, но его рвало только желчью или кровью. Рвота Тэда, заявлял Курт, напоминала произведение искусства. «Прежде, чем Тэд садился в фургон, Курт держал такой пластмассовый таз, - вспоминал Курт Дэниэлсон из «Tad». - Он терпеливо стоял там, держа эту пластмассовую ванночку, с восхищённым блеском в глазах. Он выжидающе смотрел на Тэда и, наконец, Тэда рвало, и это просто извергалось великолепным, красочным потоком, а Курт всё это ловил. Больше никто не стремился держать эту ванночку; это была работа Курта, и это был его восторг». У Тэда также часто были туалетные аварии, что означало поездки на обочину дороги, к немалому изумлению английских водителей, которые проезжали мимо 300-фунтового мужчины, облегчающегося на разделительной полосе. В некотором смысле, желудочно-кишечная система Тэда стала той осенью музой Курта: он написал песню «Imodium» о лекарстве Дойла от диареи. Элиминация продолжалось в качестве лейтмотива, когда группа исследовала печально известный район красных фонарей Гамбурга и его порно-супермаркеты. Сам Курт был в некотором роде порнографом-любителем: одержимый женской задницей, он неоднократно фотографировал зад Трэйси. Он находил вульгарное сексистское порно, но был восхищён девиантным порно, как антрополог, ищущий неизвестные племена. Особенно его увлекали журналы, изображающие то, что он называл «дерьмовой любовью», сексуальный фетиш, более формально называемый скатофилией. «Курт был очарован всем неординарным: всем аномальным, в психологическом отношении странным или необычным, физически или социально странным, - замечал Дэниелсон. - Если это касалось отправлений организма, тем лучше. Вместо того, чтобы пить или курить траву, он кайфовал, наблюдая специфические особенности человеческой натуры, открывающиеся вокруг него». Курт был слишком беден, чтобы приобретать какое-либо порно, но Тэд на самом деле купил один журнал с Чиччолиной, звездой секс-индустрии, которая привлекла международное внимание после избрания в итальянский парламент. На одной из иллюстраций была изображена Чиччолина, выходящая из лимузина в процессе мочеиспускания в рот какому-то мужчине. Каждое утро в фургоне «Фиат» Тэд доставал этот журнал и объявлял: «Библиотека открыта», после чего вожделенный журнал передавали по кругу.
Эти подростковые выходки были единственными развлечениями в графике, который был ошеломляющим и деморализовывающим. «Мы ездили в Париж, но у нас не было времени посмотреть на Эйфелеву Башню», - вспоминал Чэд. Этот график, утверждал Курт, казалось, был предназначен для того, чтобы физически и психологически их сломать. Этот лихорадочный темп стал сказываться на их концертах: иногда они играли исключительно хорошо (как в Норидже, где неистовая толпа вызывала их на бис), а иногда всё разваливалось (как в Берлине, где Курт разбивал свою гитару на шести песнях за концерт). «Они были или феноменальны, или почти что отвратительны, - вспоминал тур-менеджер Алекс МакЛеод. - Но даже когда они были отвратительными, вокруг них была энергия». Большинство толп были восторженны и знакомы с их песнями, и многие концерты были аншлаговыми - впервые для «Нирваны». Но поскольку эти места были маленькие, ни одна группа не заработала много денег.
О них на самом деле много писали в прессе, и это, наряду с обширными трансляциями влиятельного ди-джея Джона Пила, продвинуло «Bleach» в Топ-Десятку британских чартов независимых студий. Будучи в Берлине, «Нирвана» впервые очутилась на журнальной обложке, в Сиэтле на «Rocket». Курт рассказал автору Нилсу Бернстайну, что его текущими влияниями были «прелестные группы» вроде «Shonen Knife», «Pixies» и «Vaselines», его последняя и величайшая страсть. Он также обратил внимание на то, что он описал как предубеждение, которое, как он чувствовал, сиэтлские неформалы имели против «Нирваны»: «Я чувствую, будто нас заклеймили как неграмотных деревенских парней, трахающих кузин, которые понятия не имеют, что вообще происходит. Это полностью неверно».
Хотя Курт, наконец, играл перед обожающими зрителями, им овладела ужасная меланхолия. В тех случаях, когда они могли позволить себе гостиницу, он часто делил номер с Куртом Даниэлсоном, и эти двое всю ночь не ложились спать в темноте своего номера, уставившись в потолок, и говорили о том, что их привело в этот чёртов фургон «Фиат». Курт рассказывал фантастические истории о своей юности, о Толстяке, об абердинской тюрьме и о странной религии, которую создал Дилан Карлсон, смешав сайентологию и сатанизм. Но самые странные истории, которые он рассказывал, были о его собственной семье: истории о Доне и Венди, о ружьях в реке, о его школьных приятелях, пристающих к его матери. Во время одной бессонной ночи Курт признался, что ему жаль, что он не дома. «Я хотел вернуться домой с первой недели этого тура, - говорил он, лёжа на своей гостиничной кровати. - Знаешь, я мог бы. Я мог бы поехать к моей маме прямо сейчас, если бы захотел - она мне разрешила. Она послала мне деньги». Его голос дрогнул, будто он искусно врал. «Понимаешь, у неё был бы я».
Спустя несколько дней в Риме Курт потерял самообладание на сцене. Первым играли «Tad» и разогревали толпу скандированиями «Трахни Папу Римского», что всегда было популярно у панк-рокеров в Италии. К тому времени, когда вышла «Нирвана», аншлаговая аудитория была раздражена. Но проблемы с акустической системой привели Курта в бешенство, и отыграв 40 минут, он залез на 30-футовую стойку с колонками и крикнул толпе: «Я собираюсь покончить с собой!». Никто в зале, даже Крист, Чэд или Поунмэн и Пэвитт (которые заглянули на этот концерт), не знали, что и думать. Не знал и Курт, который внезапно оказался перед аудиторией, кричащей «прыгай» на ломаном английском языке. Он всё ещё бренчал на своей гитаре - остальные члены группы перестали и наблюдали - и казался неуверенным в том, что делать дальше. «Он сломал бы себе шею, если бы прыгнул, и в какой-то момент он это понял», - заметил Дэниэлсон. В конце концов, Курт спустился вниз, но его умопомрачение не закончилось. За кулисами промоутер жаловался, что разбили микрофон. Тур-менеджер МакЛеод спорил с этим и демонстрировал, что микрофон работает прекрасно - они с трудом могли позволить себе его заменить. Курт схватил микрофон, крутанул его, как Роджер Далтри, и разбил его об пол. «Вот теперь он разбит», - воскликнул он, уходя.
Он достаточно отдохнул, чтобы сыграть ещё пять концертов в Европе, и тур закончился в Лондоне очередным «Lamefest». Курт выложился целиком на этом последнем концерте, подпрыгивая на сцене, пока не разбил в кровь колени. Но в психологическом отношении после Рима тур для Курта закончился. У него не было больше гитаристов, чтобы уволить, поэтому на этот раз он, по существу, уволил свою студию. Пэвитт и Поунмэн полетели в Рим; Курт не смог удержаться от сравнения состояния фургона с элитным самолётом, в котором путешествовали эти двое. Хотя «Нирвана» продолжала работать на «Sub Pop» ещё год, в постепенно ухудшающемся союзе, Курт уже в эмоциональном отношении отверг свою студию.
К тому времени, когда «Нирвана» в начале декабря вернулась в Америку, Крист и Шелли объявили о своей помолвке, со свадьбой, назначенной на Рождество у них дома в Такоме. Курт и Трэйси присутствовали, хотя путь из Олимпии в Такому был одним из самых худших 30 минут в их отношениях. Трэйси не могла видеть свадьбу Шелли, не обсуждая тему обязательств с Куртом, пусть даже она и знала, что это была тема, предназначенная, чтобы причинять ей боль. Во время европейского тура Крист часто звонил Шелли; всё, что Трэйси получила от Курта, это редкая открытка, хотя в одной из них двадцать раз было написано «я тебя люблю». Но по пути в Такому единственное, что он говорил о браке, это шутки о том, что она выйдет замуж за кого-то другого. «Я всё ещё хотел бы занимать с тобой сексом, потому что мне это очень нравится», - сказал он ей, думая, что делает ей комплимент. На свадьбе Курт провёл большую часть вечера на крыше один, нехарактерно напившись, встречая Новый Год.
В то Рождество Курт и Трэйси праздновали почти три года близости. Хотя он с трудом мог себе это позволить, он вручил ей в подарок «Искусство Рока», подарочное издание за 100 $. Внешне они казались устойчивой парой, но что-то в Курте изменилось, и это понимал и он, и Трэйси. Когда он вернулся с гастролей, ему понадобилось больше времени, чтобы улучшить свои отношения с ней, и контраст между тем временем, которое они провели врозь, и временем, проведённым вместе, был её испытанием на прочность. Она чувствовала, что теряла его из-за остального мира.
И в некотором смысле она его потеряла. Поскольку для «Нирваны» всё продолжало улучшаться, группа всё больше и больше обеспечивала ему чувство собственного достоинства и финансовую поддержку, которая ранее исходила от неё. К началу 1990 года у Курта был связанный с группой бизнес, которым нужно было заниматься каждый день, и Трэйси знала, что не надо проверять, где она окажется при сравнении. Но, по правде говоря, она также отдалялась от него. Она была рассудительной девушкой, а Курт просто продолжал становиться всё более и более странным. Она задавалась вопросом, когда это всё могло бы закончиться. В феврале того года он сделал запись в своём дневнике, полуфантазию и полуреальность, которая обеспокоила бы любую любовницу: «Я - парень 23 лет, а у меня лактация. Моя грудь никогда не была такой воспалённой, даже после того, как меня сильно били в грудь одноклассники- хулиганы. Я не мастурбировал месяцами, потому что потерял воображение. Я закрываю глаза и вижу своего отца, маленьких девочек, немецких овчарок, комментаторов теленовостей, но никаких чувственных, с надутыми губами, обнажённых сексуальных кошечек, вздрагивающих в экстазе. Я вижу ящериц и младенцев с плавниками». Эта и другие записи вроде этой заставляли её волноваться по поводу его душевного состояния.
Курт всегда плохо спал, скрипя ночью зубами и жалуясь на периодически повторяющиеся кошмары. «С тех пор, как он себя помнил, ему всегда снились сны о людях, пытающихся его убить, - вспоминала Трэйси. - В этих снах он пытался отбиваться от этих людей бейсбольной битой, или от людей с ножами, которые шли за ним, или от вампиров». Когда он просыпался, иногда со слезами на глазах, Трэйси утешала его так, как мать успокаивает маленького мальчика, обнимая его и гладя его по голове. Она всегда будет заботиться о нём, говорила она ему; она никогда не уйдёт. Однако он лежал там, смотря в потолок, пропитанный потом. «Ему всё время снились эти сны». Она беспокоилась о том, как он успокаивался, когда был в туре.
Внешне, в течение дня, он выглядел замечательно, никогда не рассказывая о дурных снах, вместо этого производя впечатление того, кому снится только группа. «Нирвана» начала год с краткой студийной сессии, где они записали песню «Sappy». Ещё в европейском туре они уже говорили о новом альбоме к лету. Впервые в карьере Курта он не единственный прилагал усилия к новому релизу - теперь «Sub Pop», пресса, колледж-радио и даже растущие кадры фэнов спрашивали у него о новой музыке. Он по- прежнему писал с непомерной скоростью, и песни продолжали становиться лучше. Никки МакКлюр переехала в квартиру по соседству с ним и обычно слушала, как он через стены постоянно играет на своей гитаре. Однажды днём той зимой она нечаянно услышала красивую мелодию, проникающую через вентиляционное отверстие; он то начинал, то прекращал песню, как будто он сочинял её на месте. В тот вечер она настроила радио на «KAOS» и услышала, как Курт играет ту песню, которую он репетировал в тот день, вживую в эфире.
19 января 1990 года «Нирвана» играла ещё один концерт в Олимпии, который вошёл в книги по истории, хотя этот - по причинам, отличным от других. Этот концерт, в фермерском зале за городом, соединил «Нирвану» с «Melvins» и «Beat Happening». В качестве костюма Курт использовал сценическую кровь, чтобы нарисовать у себя на руках следы от иглы. Он точно не знал, как выглядит героинщик, поэтому он преувеличил эти следы, которые придали ему омерзительный вид, больше похожий на зомби из фильма Эда Вуда, чем на наркомана. «У него были короткие рукава, и на обеих руках от запястий до этих рукавов были такие кровоподтёки, - замечал Гарт Ривс. - Казалось, что он чем-то заболел». Тем не менее, попытка Курта пошутить имела непредвиденные последствия: его пародию не так поняли многие в толпе, и стали распространяться слухи, что он на самом деле героинщик. Однако концерт представлял собой в некотором роде переломный момент: хотя «Melvins» были ведущими исполнителями, «Нирвана» теперь была популярнее своих наставников. «Melvins» закончили своё выступление динамическим кавером Нила Янга «Rockin' in the Free World». Курт был в первом ряду, поднимая свой кулак с остальным залом, однако он не мог не заметить, что треть толпы ушла после выступления «Нирваны».
Нечто ещё более отвратительное случилось следующим вечером, когда «Melvins» и «Нирвана» играли в Такоме в зале под названием «Legends». Концерт был полностью аншлаговым и заработал «Нирване» дневную зарплату в 500 $, один из их самых больших чеков до настоящего времени. Со сцены ныряли сотни людей, создавая хаос. Одним из самых несносных был Мэтт Лакин из «Mudhoney», который воспользовался своим проходом за кулисы, чтобы выйти на сцену, потом нырнуть головой вниз в зал. Концерт «Нирваны» пришлось останавливать три раза, чтобы прекратить драки между Лакином и вышибалами. «Он - наш друг», - постоянно говорил Курт вышибалам, казавшись и обеспокоенным, и смущённым. К концу выступления «Нирваны», которое включало номер «Sweet Home Alabama» «Lynyrd Skynyrd», перед группой стояло пять охранников. Это не казалось Курту странным, но что явно его поразило, это видеть, как Марк Арм из «Mudhoney» стоял справа на сцене, тряся головой туда-сюда во время всего концерта «Нирваны».
Марк Арм, настоящим именем которого было Марк МакЛафлин, был определённо законодателем мод сиэтлского панк-рока. В то время как Пэвитт и Поунмэн умело нажили на грандже капитал, Арм со своей группой «Mudhoney» и своей предыдущей группой «Green River» фактически изобрёл этот музыкальный стиль и даже придумал термин «грандж», написанный в сиэтлском фэнзине в начале восьмидесятых. Арм был ярким, саркастическим, талантливым, печально известным своими кутежами, и он излучал такую уверенность, которая убеждала людей в том, что он был создан для славы. Короче говоря, он был всем тем, чем, как представлял себе неуверенный парень из Абердина, он никогда не сможет быть. То, что Арм появился на вашем концерте и был замечен получающим удовольствие, было словно Жаклин Кеннеди Онассис приехала на вашу свадьбу и танцевала всю ночь. Обожание Куртом Арма было заметно всем, но это должно было быть больше всего заметно Баззу Осборну, который видел, что его бывший подопечный продвигается вперёд.
Курт пытался завязать дружбу с Армом со скромным результатом. Будучи в Сиэтле, он часто заглядывал в квартиру Арма, где его напугала коллекция панк-рок- синглов Арма - окончательный символ статуса в их круге. «Он явно боготворил Марка, - вспоминала Кэрри Монтгомери, подружка Арма. - На Марка, конечно, это вовсе не производило впечатления». В то время «Mudhoney» оставались в приоритете у «Sub Pop» и королями сцены Северо-Запада. Множество ведущих студий звукозаписи интересовалось ими, но они обещали держаться «Sub Pop» благодаря дружбе Арма с Пэвиттом.
Но даже для «Mudhoney» эта дружба подверглась испытанию в течение 1990 года, когда финансовые проблемы «Sub Pop» угрожали потопить студию и все группы на ней. Хотя альбомы «Tad», «Нирваны», и «Mudhoney» были стойким ходовым товаром, их продажи нигде не приближались к тому уровню, который требовался для финансирования большой операции, построенной Пэвиттом и Поунмэном. ««Sub Pop» фактически попросили одолжить половину нашего первого европейского аванса», - вспоминал Стив Тёрнер из «Mudhoney». Студия была так бедна, что предлагала группам акции вместо взятых в долг гонораров. «Мы сказали: «В чём дело?»» - вспоминал Мэтт Лакин. Особенно трудно для Лакина было наблюдать, как «Sub Pop» относились к его друзьям из «Нирваны». «Я видел, как долго Брюс обещал выпустить им ещё один альбом, и он продолжал откладывать его, - вспоминал Лакин. - Им приходилось отодвигать его на задний план».
Деньги, которые Курт заработал на гастролях, были быстро потрачены. Той весной он снова начал обращаться с заявлениями о приёме на работу, ходя кругами перед объявлениями в «Daily Olympian» по поводу таких профессий, как уборка квартир и помывка насосом собачьих конур у ветеринара; он претендовал на эту последнюю позицию, но ему отказали. Он и Крист решили открыть свой собственный бизнес по уборке, который они назвали «Pine Tree Janitorial». Это была одна из схем Курта по быстрому обогащению, и он зашёл так далеко, что нарисовал рекламные листовки их нового бизнеса с рисунками Курта и Криста со швабрами. Это объявление агитировало: «Мы специально ограничиваем количество наших коммерческих офисов, чтобы убирать лично, экономя своё время». Несмотря на то, что эти листовки были расклеены по всей Олимпии, ни один клиент так их и не нанял.
Когда он не был генеральным директором «Pine Tree Janitorial», Курт писал песни и гастролировал. Они оставили первую неделю февраля для тура по Западному Побережью с «Tad», который пока был у них самым успешным, собирая большие восторженные толпы в Портленде и Сан-Франциско (на концерте в День святого Валентина, который разрекламировал эти группы как «сексуальные амбалы»). Даже в циничном Голливуде люди старались попасть на их концерт в «Raji's». «Это был вечер, когда они завоевали Лос-Анджелес, - вспоминала Плезант Джеман, которая заказывала зал. - Люди просто трепетали. Этот клуб вмещал всего 200 человек, но я клянусь, что там было 400». В Лос-Анджелесе они гостили у Дженнифер Финч из группы «L7», которая рассказывала об их выступлении в то время как «похожее на выступление в цирке Датского Дога и Пуделя: Чэд был крошечный, его волосы спускались до его задницы, и у него были дикие глаза; Курт был чуть выше Чэда, но его волосы были волокнистыми и длинными; а потом был Крист, который был таким высоким, что, глядя на него, можно было свернуть шею».
Этот тур также отметил воссоединение Курта со своим старым приятелем Джесси Ридом, который теперь жил возле Сан-Диего. Они встретились в «Макдоналдсе» в Сан- Исидро, бесславном из-за того, что оттуда была видна кровавая перестрелка, и Курт настаивал на том, чтобы сделать это место частью их путешествий. Джесси поехал с группой в Тихуану на концерт, и позже в тот вечер, за несколько дней до 23-летия Курта, два старых друга отпраздновали, выпив полгаллона спиртного и нюхая метамфетамин. Несмотря на непрерывные проблемы с желудком, к началу 1990 года Курт снова начал пить, и хотя он ещё нечасто употреблял алкоголь, когда он выпивал, он напивался до чёртиков.
Когда Курт вернулся в Олимпию, у него было всего три недели перед отъездом в очередной длительный тур, который должен был включить остановку в Висконсине, чтобы записать продолжение к «Bleach». Курт и Трэйси пытались вновь разжечь их роман, но это напряжение было очевидно всем вокруг них. «Они больше так открыто не влияли друг на друга», - вспоминал Слим Мун. Курт жаловался Слиму, что Трэйси хочет заниматься сексом чаще, чем он. Для неё это было частью укрепления их отношений; для него это означало эмоциональное обязательство, которое он больше не мог давать.
В марте того года однажды вечером заглянул Дэймон Ромеро, и они взяли напрокат видео, частая деятельность для домоседа вроде Курта. Курт выбрал новый фильм Алекса Кокса под названием «Прямиком в Ад» - в нём снимались Джо Страммер и Элвис Костелло. Во время просмотра фильма Ромеро указал на одну актрису и сказал: «Эй, это та девушка из той группы из Портленда». Ромеро указывал на Кортни Лав. Несмотря на жестокие рецензии, которые этот фильм собрал от критиков, Курту нравился этот фильм. «В нём просто было достаточно китча, чтобы Курту он понравился», - вспоминал Ромеро.
20 марта группа прокралась в один из классов Эвергрин с несколькими друзьями, чтобы снять то, что, как предполагал Курт, стало бы его собственным официальным видео-релизом. План Курта состоял в том, что группа будет выступать, пока эпизоды, которые он записал с телевизора, будут проецироваться на заднем плане. «У него было несколько часов этого идиотского дерьма, - вспоминал режиссёр Джон Снайдер. - Он записал «Star Search» со старыми сценками Донни и Мари, кусочки из «Острова Фантазии» и все эти безумные рекламные ролики поздно ночью с «Lee Press-On Nail». На первой песне, «School», группа играла, пока Донни и Мари танцевали позади них чечётку. На «Big Cheese» изображения на заднем плане взяли из немого фильма о ведьмах, который заказал Курт, наряду с несколькими фильмами Курта «Super 8» из его детства. «Он ломал кукол, поджигал кукол или что-то вроде «Истории Игрушек», где все куклы неправильно собраны», - вспоминал Алекс Костелник, который управлял одной из камер. Курт обсуждал распространение записи и поездку в Абердин, чтобы добавить ещё отснятого материала из его детских пристанищ. Как и многие из его идей, она так и не воплотилась.
Спустя неделю они снова упаковались в фургон и снова поехали в тур. Трэйси спала, когда Курт уехал, но она написала записку в его дневнике: «До свидания, Курдт. Хорошего тура и прекрасной записи. Держись. Увидимся через семь недель. Скучаю по тебе. С любовью, Трэйси». Это покоряло, но даже в её любви можно было ощутить поражение. Даже Трэйси теперь писала его имя как его второе «я» «Курдт». Своего Курта она потеряла.
В Чикаго 2 апреля группа впервые исполнила «In Bloom». После концерта они ехали всю ночь, чтобы прибыть в Мэдисон, штат Висконсин, обитель «Smart Studios» и продюсера Батча Вига. У них была всего неделя, чтобы записать свой альбом, но Курт напомнил всем о том, сколько треков они сумели сделать в течение пяти часов для своего первого демо. Большинство их новых песен были всё ещё эмбриональными, тот факт, который Курт пытался сгладить. Однако все были в полной уверенности, что Виг - который работал с сотнями альтернативных рок-групп - мог преобразовать их идеи. Виг на самом деле произвёл впечатление на группу; сам будучи ударником, он сумел зафиксировать саунд ударных, который, как думал Курт, исчез из их прочих продуктов.
Работая в бешеном темпе, они записали восемь песен, включая кавер «Velvet Underground» «Here She Comes Now», записанный для альбома-сборника. Они сделали пять новых песен и перезаписали две старые только через несколько дней. Курт был, конечно, разочарован, что они не сделали больше. Пять из тех песен, которые они записали на «Smart», в итоге вышли на альбоме «Nevermind».
Новые песни показали Курта измеряющим эмоциональные глубины своей собственной жизни для материала, и пишущим о персонажах вокруг него. «In Bloom» был тонко замаскированным портретом Дилана Карлсона, в то время как «Pay to Play» шутила над практикой клубов, заставляющих группы платить, чтобы играть. «Breed» была самой сложной песней сессии: она начиналась под названием «Imodium» из-за средства от диареи Тэда, однако немногое в версии, записанной на «Smart», связывало её с Тэдом; вместо него Курт использовал это название, чтобы предложить то, что пришло ему в голову. Более замысловатая, чем ранние монотонные речи Курта, она закачивалась строчкой: «Она сказала», подразумевая, что песня была записанным диалогом, и добавив ещё один пласт повествования для расшифровки.
Курт придумал название альбома: «Sheep» («Овцы»)*. Это название было его внутренней шуткой по поводу масс, которые, как он был убеждён, будут покупать его следующее достижение. «Не потому, что вы хотите или нет; потому что хотят все остальные», написал он в фальшивом анонсе для «Sheep». В этом анонсе было написано: «Пусть женщины правят миром. Выкинь Христа. Уничтожьте большее и меньшее из двух зол. Укради «Sheep». В магазине рядом с вами. Нирвана. Цветы. Духи. Конфеты. Щенки. Любовь. Солидарность Поколений. И Убийство Ваших Родителей. «Sheep»». Примерно в это же время он написал ещё одну фальшивую биографию группы, ту, которая окажется странно пророческой, пусть даже она была наполнена подростковыми шутками. Она рассказывает о группе как о «трижды Лауреатах Премии Грэнни**, Номер 1 в Топ 100 «Billbored»*** 36 хиляков****подряд. Дважды на обложке «Bowling Stoned»*****, провозглашенная самой оригинальной, провокационной и важной группой нашего десятилетия «Thyme»****** и «Newsweak»*******».
Через несколько часов после окончания их завершающего микширования на «Smart» они вернулись в тур, и Виг послал мастер-кассеты на «Sub Pop», хотя у группы были серьёзные сомнения относительно того, хотят ли они, чтобы студия выпустила эту сессию. Спустя две недели, в штате Массачусетс, Курт позвонил Трэйси, и последовал длинный телефонный разговор - тот, который, как они оба понимали, последует, но тот, который она надеялась отложить или избежать. Он говорил ей о том, в чём в их отношениях не удавалось разобраться и что, возможно, они больше не должны жить вместе. Это не был тотальный разрыв; честность не была тем путём, которым Курт решал конфликты. «Он думал, возможно, что мы должны какое-то время пожить отдельно, потому что нам нужно место побольше», - вспоминала Трэйси. Предложение Курта изобиловало словами «может быть» и смягчалось заверением, что «даже если мы не будем жить вместе, мы по-прежнему будем встречаться». Но они оба понимали, что всё кончено.
В течение следующего месяца Курт во время путешествия спал с одной молодой женщиной. Это был единственный случай неверности, который когда-либо видели его товарищи по группе. К тому же, секс был паршивым, и Курт ненавидел себя за то, что был настолько слаб. Он рассказал об этом Трэйси, когда вернулся; у него было множество возможностей для того, чтобы быть неверным за эти годы, и выбор времени для этого эксцесса наводит на мысль, что он пытался эмоционально дистанцироваться, чтобы дать ей повод его ненавидеть, чтобы сделать разрыв проще.
Как и во всех турах «Нирваны» после приблизительно месяца в дороге, группа - и Курт - казалось, распадаются. На концерте в «Pyramid Club» почти в конце апреля, у них был очередной приступ проблем со звуком. Настроение Курта поднялось, когда в толпе нью-йоркских неформалов он увидел одного человека, который подпрыгивал, даже во время их длинных настроек; он не мог поверить своим глазам, когда понял, что это Игги Поп. Но его восторг длился всего мгновение, прежде чем превратиться в смущение: Курт был одет в футболку с Игги Попом. Другие люди, возможно, могли бы посмеяться над этим случайным совпадением, но для Курта это подтверждало рок-идолопоклонство, которое он отчаянно хотел скрыть. Он закончил концерт, уничтожив ударную установку Чэда.
Чэду пришлось уделять более пристальное внимание капризам Курта, чтобы распознать, когда он мог бы торпедироваться на барабаны. Это было и самобичевание, и акт агрессии - Курт становился всё более неудовлетворённым игрой Чэда на ударных. В Бостоне Курт бросил в Чэда кувшин, полный воды, который пролетел в нескольких дюймах от уха ударника.
К тому времени, как группа приехала обратно на Северо-Запад в конце мая, почти ничего не пришлось говорить, что Чэд не соответствует группе. Ничего, конечно, не было сказано. Но примерно через две недели после окончания тура Чэд, выглянув из окна своего дома на острове Бэйнбридж, увидел фургон, двигающийся по длинному проезду и, как обречённый персонаж какой-нибудь новеллы Эрнеста Хемингуэя, понял, что конец близок. Он на самом деле был удивлён, что Курт даже не зашёл - это было доказательство того, насколько Курт любил Чэда, несмотря на то, что он вскоре будет утверждать, что Чэд «не вписывается в группу». Много раз все они трое спали в одной постели, Курт и Чэд с обеих сторон от Криста, чтобы они могли укрываться одним одеялом. Крист вёл этот разговор; Курт почти не сказал ни слова и провёл большую часть разговора, уставившись в пол. Но даже Чэду это принесло некоторое облегчение: «Я провёл последние три года с этими парнями бок о бок, - вспоминал Чэд. - Мы вместе прошли через ад. Мы вместе переживали неприятности, в маленьких фургонах, играли, не получая денег. Не было никакого крутого папика с крутыми баксами, чтобы нас выручать». Курт крепко обнял Чэда на прощание. Чэд знал, что была дружба, но он также понимал, что теперь она кончилась. «Когда мы попрощались, я знал, что я долго их не увижу».