разведись со мной за тридцать дней

день 21.

  Представьте, что вы — Ким Сокджин, неожиданно, правда? Вы сидите на кухне в гордом одиночестве и ковыряетесь вилкой в уже остывшем чачжанмёне. Ваш лучший друг, Пак Чимин, второй день пропадает на работе до ночи, оправдываясь тем, что у них новые проекты. Конечно, зачем признаваться, что он злится на Юнги и себя, в первую очередь. А ваш второй лучший друг пребывает в легкой эйфории, потому что его жена родила ему двух близнецов. Сначала, правда, Хосок вопил на всю больницу, потому что «ты что, женщина, обалдела рожать сразу двоих? А я тебе говорил, что надо было ходить на узи! Но нет, зачем нам это?». На следующий день Хосок, конечно, успокоился и не отлипал от Мины и своих очаровательных малышей.

Джин глубоко вздыхает и обводит грустным взглядом свою пустую кухню. Намджуна нет в его квартире уже третий день, и Сокджин откровенно по нему скучает. Он даже не думал, что успел привыкнуть к постоянным погромам, проблемам этого большого ребенка, к его постоянному чиханию и влезанию в разговоры с любимой мамой. Та, кажется, начала что-то подозревать об ориентации сына, когда в очередной раз услышала на фоне «твои ножки потрясающе смотрятся в этих брюках», сказанное мужским, хриплым голосом. Джин тогда знатно покраснел, но в ответ лишь шикнул громко и зубами клацнул.

А сейчас Сокджин сидит один и мечтает о том, чтобы Намджун говорил все, что его душе угодно, лишь бы говорил. Джин уже тянется рукой к телефону, в десятый раз за вечер, да, когда слышит трель дверного звонка, которая разносится одинокой мелодией по квартире. Ким кидается в коридор со всех ног, а перед самой дверью тормозит и не решается открыть. Поэтому смотрит в глазок и выдыхает, даже не замечая, что успел задержать дыхание.

— И что ты здесь забыл? — спрашивает Джин, когда, наконец, открывает дверь и смотрит на гостя максимально презрительно.

— Тебя? Свое личное божество? — смеется Намджун и проходит в квартиру, будто это его дом. Хотя… это уже давно так.

— Я, кажется, сказал тебе не приходить.

Джин складывает руки на груди, еле сдерживая счастливую улыбку, которая пытается прорваться сквозь его напускное безразличие.

— Ну, а я, кажется, плевал на твои слова, — парирует Джун и топает на кухню, крича попутно: — надеюсь, у тебя есть еда.

Сокджин поправляет разбросанные чужие ботинки, аккуратно ставя их на коврик, и идет следом, в душе ругая себя за то, что ничего не готовил уже несколько дней. Когда он заходит на кухню, Намджун брезгливо ковыряет одной палочкой в холодной лапше, а потом открывает холодильник, чтобы притворно ужаснуться.