Превосходная синяя печать/Zhong Ji Lan Yin

Глава 5. Серый дом

«Маленькая вселенная впервые взорвалась...»

Какой бесстыжий болван спроектировал это здание: как только Су Цин переступил порог, его удивительно активное воображение стало вырисовывать мысли об этом странном месте — старая постройка, на вид пережившая уже много лет. Чем здесь занимались раньше — неизвестно. Что снаружи, что внутри дом выкрашен в серый. В конце длинного коридора светилось крохотное окошко, даже не выходившее на юг — свет пробивался слабо, тускло ложась на стены и пол.

Место угнетало. Не понимая, обманывают ли его чувства, Су Цин, казалось, после оглушительного крика и выстрела, здесь ощущал себя спокойнее. Во всю длину коридора не было видно ни души, только они двое — он и Чэнь Линь, чьи шаги эхом отдавались в пустоте. Су Цин тревожно оглядывался каждый шаг, боясь, что позади прилипнет какая-нибудь удивительная чертовщина, вроде кого-нибудь из «Проклятия» или Садако из «Звонка».

Чэнь Линь, обернувшись, усмехнулся:

— В это время все должны обедать в главном зале, поэтому тут так тихо.

А затем, проходя извилистыми путями, привел Су Цина показать тот самый «главный зал», у входа в который стояли двое вооруженных мужчин. Су Цин подозревал, что его привели в настоящий концлагерь, машинально обыскивая стены в поисках показательного «К признавшим вину проявить снисхождение, но к сопротивляющимся — строгость».* Изнутри доносились смутно различимые голоса людей, но из-за закрытой двери разобрать речь становилось труднее.

Рядом с залом находилось множество комнат — и даже их двери покрасили в серый. Су Цин присмотрелся, на них зияло множество отметин. Оценив двери своим взглядом фанатика, он не смог понять, откуда появились эти следы, но их беспорядочная россыпь выглядела уж очень жутко.

— Это комнаты. Если желаешь, выбери себе какую-нибудь, они одинаковые. А если подружишься с другим сяохуэй, можешь поселиться вместе с ним.

Стоило Чэнь Линю сказать о «дружбе», улыбка на его лице, тонущая в этом мрачном сером помещении наперевес со стоящими напротив двумя мужчинами с автоматами показалась подозрительной — Су Цин пробрала дрожь. Не успел он ничего сказать, как Чэнь Линь, открывая дверь, провел его внутрь. И Су Цин оцепенел.

Лампы в главном зале еле-еле светили, в ряд стояли простенькие накрытые столы, но еда выглядела не такой уж и плохой. Пока с одной стороны закипал ароматный суп, с другой охранники с оружием каждую секунду контролировали происходящее вокруг.

Здесь находились непохожие одни на других... люди.

Толстяк с яркими, темными синяками под глазами щипал свое лицо, старательно изображая гримасы. На него никто всё не обращал внимания: он внезапно запрыгнул на столик, накренившийся под весом, и плюхнулся на пол. Блюда перевернулись толстяку на макушку, еда перепачкала с ног до головы — он выглядел точно выходец из цирковой труппы. Но даже так этот весёлый господин держался по-прежнему невозмутимо, будто на него вылился не овощной суп, а святая вода. Запрыгав от радости, он напевал себе под нос песенку.

Су Цин прислушался к тексту: «Кукла пляшет с медвежонком, пляшет, пляшет, раз-два, раз...»

И не сказать, что оно слишком пугало. Через секунду перед ним как ни в чем не бывало возникла нагая женщина. Су Цин совсем забыл о всяких «Не смотри на то, что неправильно»* — и его до этого огромные глаза округлились еще больше. Он глупо пялился на раздетую ползающую перед его лицом даму. Подобно зверю опустившись на карачки, она крутилась вокруг, обнюхивая его ступни и потираясь головой о голень.

— Ай, охренеть, — Су Цин подпрыгнул, в порыве неся бессмысленный вздор, — э-эт-эта сестрица та еще извращенка...

Куда ни погляди, кишели бьющиеся о стену головой, кто-то стучал и, завывая, кричал, кто-то заталкивал в ноздри еду, другие глупо хихикали, сидя на полу и держась за ножки столов. Кто-то, подражая самому Пикассо, окунал пальцы в соус и размазывал его по своему же телу. Су Цину хотелось плакать, но слез не находилось.

«Я что, в сумасшедшем доме?»

Помимо последних безумцев, некоторые были словно безжизненными. Они покладисто, один за одним, выстраивались в очередь перед обеденными столами, пока люди в белых халатах кормили их. Они выглядели точно, как та женщина, которую тащил Ши Хуэйчжан. И даже если обстановка здесь куда приятнее происходящего с ней — они хотя бы могли шевелить глазами, или пусть замедленно, но реагировать на речь.
Оставшиеся несколько человек были совсем обычными людьми — стоило с ними встретиться взглядами, они сразу опускали глаза. На их лицах отпечатывался ужас. Су Цин его четко различил.


— Иди, — подтолкнул его за плечи Чэнь Линь, — теперь вы одна компания. И помни, долг каждого сяохуэй — быть послушным, иначе же...

Он протянул руку, изобразив пистолет, а потом добавил:

— Может, через пару дней я тебя навещу.

Если бы Су Цин до сих пор не понял, что что-то идет не так, то он был бы полнейшим идиотом — на сердце нахлынула паника, он не знал причин, но вдруг в нем откуда-то взялась храбрость схватить уходящего Чэнь Линя за рукав. Тот остановился, скользя взглядом по его напряженным бледным пальцам, и приподнял брови:

— Что такое? Остались еще вопросы?

Голос Су Цина охрип:

— Ты... скажи честно, все эти «сяохуэй» ... они в конце концов все становятся такими? — с трудом спросил он.

Чэнь Линь медленно сжал руку Су Цина — с такой силой ему бы ничего не стоило оторвать от себя его пальцы. Улыбка сошла с его лица, и он мягко прошептал:

— Такими или не такими, что с того? Главное, не пытайся сбежать. Остерегайся...

Чего остерегаться, он так и не сказал, будто зная, что Су Цин осознает это и без слов.

После он развернулся и вышел. Глядя, как захлопнулась дверь, Су Цин потерял всякую надежду. Он вдруг дернулся вперед, но в эту же секунду два охранника преградили ему путь, поднимая автоматы. Черные дула уткнулись Су Цину прямо в лоб.

Кормившие идиотов тут же посмотрели на него. Их строгие, колкие взгляды прожигали спину.

Казалось, что время остановилось. Су Цин открыл глаза, его сердце бешено заколотилось. По всему телу прошлись мурашки, по спине потек холодный пот.

Он думал: «Что? Что мне нужно делать?»

Наконец, с трудом собранная отвага вновь вытеснилась испугом — Су Цин отступил на два шага назад, охранники с каменными лицами опустили оружие, оставшись стоять там, где стояли.

Поющий о пляшущей с медведем кукле толстяк подкатился к нему, зажал нос, вытянул язык и покачал головой — он скорчил отвратительную рожицу.

Су Цин скорбно взглянул на него. Он будто провалился в кошмарный сон. Вдруг он поднял запястье, остервенело вгрызаясь в свою руку: на коже выступила кровь, но проснуться так и не удалось.

В этот же момент из-за угла раздался сиплый визг — там разыгрался конфликт между группой сяохуэй. Они собрались в круг, издавая странные звуки, и Су Цин, протискиваясь между ними, пригляделся. Окруженный ими человек съежился от страха.

Один из исследователей поднял голову, медицинская маска скрывала его лицо, от чего становилось сложно разглядеть его эмоции — было видно лишь брошенный в сторону безразличный взгляд:

— Четвертый тип вспомогательной печати? На кого они там накинулись сегодня? Передайте Цзян Лань, чтобы она держала своих сяохуэй в узде.

— Цзян Лань? — Усмехнулся другой.

Так и оборвался их короткий разговор.

Одетый в лохмотья мужчина приблизился к Су Цину:

— Ты... Ты новенький? — шепотом спросил он.

Су Цин обернулся. Стоило их взглядам пересечься, мужчина испуганно отводил взгляд. Среди поехавших идиотов он был одним из немногих адекватных. Су Цин почувствовал облегчение. Боясь напугать лишним звуком, он, понизив голос, все еще настойчиво спросил:

— Что это за место? Как они превратились вот в это? Что они делают? Кто такие сяохуэй?

От череды вопросов лицо мужчины застыло. Сначала он заколебался, а потом с осторожностью спросил:

— У тебя... который тип печати?

— Они сказали, что второй.

Вздохнув с облегчением, мужчина похлопал себя по груди, пробурчав:

— Не четвертый и славно, не четвертый и славно.

Он вскользь огляделся, удостоверившись, что Су Цин в безопасности, и храбро подошел ближе, потянув того за одежду в сторону:

— Держись от четвертого типа подальше, — прошептал он. — Обязательно держись от них подальше!

— Почему?

— Наши синие печати вспомогательного типа бледно-серого цвета, так же они называются «серые печати», поэтому они зовут нас «сяохуэй», что и означает «светло-серый». Четвертый тип еще называется «вспомогательная печать гнева», и вот они... они похожи на безумцев. Никакого здравого ума. Чтобы выплеснуть ненависть, они готовы на все. Любой, кто станет их целью, труп. Во все стычки сяохуэй, происходящие здесь, никто не вмешивается.

Су Цин вспомнил уже мучавший его раньше вопрос:

— Кто... тогда те люди?

Тот задрожал, паника захлестнула его еще сильнее. Его губы побелели. Он заговорил спустя долгое время:

— Они... они истинная форма синих печатей. Я как-то слышал, что исследователи называют их «преображающими синими печатями». Они особый вид людей. Для пополнения источника энергии они поглощают чужие эмоции... Ши Хуэйчжан их босс. Я собственными глазами видел, как он разломил своей рукой каменный столб. А еще та женщина... Цзян Лань, я видел, как она ходила по стенам.

Су Цин непроизвольно потянул себя за уши. Ему все еще чудилось, что он далеко не на планете Земля.

— Как-то я украдкой услышал, — продолжил мужчина, — не знаю, так ли это на самом деле, но говорят, что не важно, синяя ты печать или серая — ты принадлежишь к одному типу чувства эмоций. Другими словами, каждый может поглощать энергию только одной эмоции у других. Именно поэтому им нужна серая печать противоположного типа — чтобы поглощать противоположную эмоцию. Во избежание того, чтобы человек, чьи эмоции он поглощают, вышел из-под контроля и сдал их...

И пусть они были в такой безнадежной ситуации, но мозг Су Цина наоборот воодушевленно приободрился — орган, болтавшийся в его черепной коробке, еще никогда не отличался такой высокой производительностью. Услышав это, Су Цин тут же выпалил:

— А почему им обязательно нужна серая печать? Почему синие не могут питать энергией друг друга?

Мужчина замер. Он не задумывался над этим, но нерешительно промямлил:

— Я, я не знаю... сам здесь недавно...

— А что тогда такое «второй тип»? — спросил ошарашенный внезапным пониманием Су Цин. — Какой тип у тебя? К какому типу относишься ты?

— Второй тип — это тип печали. Я третий, тип страха, — пояснил тот.

Су Цин замер. Он хотел узнать больше, но в эту же секунду те самые, державшиеся в углу люди четвертого типа, подобно стервятникам, столпились, шумно крича. Один из них с налитыми кровью глазами выскочил вперед, поднимая попавшуюся под руку полную горячего супа кастрюлю с огня.

От его рук тут же пошел дым, но он совсем не чувствовал жара, разгоряченно побежав вперед с кастрюлей:

— Пора живых обдать супчиком! — фраза звучала по-человечески, четко.

Стоявший рядом с Су Цином мужчина обмяк, его глаза закатились, и он навзничь упал.

Именно в этот момент Су Цин увидел человека, которого они окружили. Сжавшись в комок, там сидел пожилой, исхудавший мужчина с уже седыми волосами. Он дрожал всем телом, изо всех сил держась за свою голову — со своего места Су Цин видел, какими испуганными были его изрисованные вокруг морщинами глаза.

И эти морщины вдруг заставили сердце Су Цина сжаться — он вспомнил своего родного отца, Су Чэндэ.

Весь страх, боль, гнев и отчаяние — негатив, накопившийся за минувший день, вмиг вспыхнул, трескаясь и разрушаясь. В голове опустело. Подняв стул, он кинулся к тащившему кастрюлю безумцу и свирепо, наотмашь ударил его в затылок.

Примечания:
1) «К признавшим вину проявить снисхождение, но к сопротивляющимся — строгость»
кит. 坦白从宽，抗拒从严 tǎn bái cóng kuān, kàng jù cóng yán, эта раза относится к уголовной практике Китая, на которой основывается решение о том, какой вердикт ждет преступника. Су Цин искал эту надпись, потому что атмосфера напоминала нечто похожее.
2) «Не смотри на то, что неправильно» — кит. 非礼勿视 fēi lǐ wù shì — одна из частей конфуцианской мудрости: 非礼勿视, 非礼勿听, 非礼勿言, 非礼勿动 fēi lǐ wù shì, fēi lǐ wù tīng, fēi lǐ wù yán, fēi lǐ wù dòng, «Не смотри на то, что неправильно, не слушай того, что неправильно, не говори того, что неправильно, не трогай того, что неправильно». В русском языке известна, как «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю». Также встречается и в буддистской философии.