На юге Пиренейского полуострова – там, где за Геркулесовыми столпами ушла на дно Атлантида; там, где испанские земли граничат с британскими владениями; где нет золота, но сплошь и рядом рыщут охотники до него, – расположился колониальный городок Малеволь. С одной стороны его теснят высокие скалы – с другой омывают воды Средиземного моря. Попутными кораблями и ветрами заносит в Малеволь безделушки со всего света; бегут туда нечистые на руку дельцы, преступники, творцы: поезд приходит раз в полгода, в проливе с давних пор осели пираты, а если судить по картам, то Малеволя и вовсе – попросту не существует.
Ничего удивительного здесь нет: ошибки, порой, допускают даже самые кропотливые картографы. Что для науки городок? Городок – в масштабе вселенной – единица незначительная. Конечно жителям Малеволя впору было бы обидеться, – пойти протестовать, требовать и жаловаться – да как-то вот пообвыкли. Есть города безымянные, дикие – древние, заброшенные; отчего же не быть на свете одному маленькому, хорошенькому городку-невидимке? Это, в своём роде, даже оригинально!
Так и стоит Малеволь – никому не известный, закрашенный на глобусах в цвет лесов и полей; укрытый горами от Старого Света, но абсолютно точно живой. Его серые стены, тенистые аллеи и запутанные улочки могут рассказать множество занимательных историй: о роковых встречах и бессмертной любви, о дорогой дружбе и непримиримой вражде – о людях, преступлениях, приключениях... Одна из них началась совсем неприметно. Ночью – в начале двадцатого столетия, где-то в десятом часу – открылось одинокое окошко.
Случилось это неслыханное происшествие на Ивовом бульваре – не самом благополучном местечке, которое жители с любовью прозвали «жёлобом». Жёлоб без единой ивы, а что были – те плешивы. Вместо деревьев здесь произрастала вереница потухших уличных фонарей; экономил ли фонарщик керосин, забывал ли заглянуть в узкий переулок – опустевший тротуар давно освещался одной только луной.
Так чьё же скрипучее окно нарушило всеобщее забвение?
В таком-то месте? В такое-то время?
Линкольн тяжело облокотился на подоконник. Таких как он ночь совсем не пугала; даже скорее наоборот – ужасно привлекала. Стоило опустеть пыльным бульварам, а холодному бризу бесследно сдуть душок «человека», как он, опьянённый жаждой чистого воздуха, распахивал ставни настежь. Только в это время суток болезненно обострённое чутьё не мучилось, не билось в агонии; только в темноте, когда затихает листва, и гаснет последняя лампа дома напротив, Линкольн чувствовал – он дышит без усилий.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Сноб
EspiritualСлучайности, бывает, пересекаются. Да так, что иногда даже самая выверенная жизнь может пойти под откос. Линкольн никогда об этом не задумывался: «Жизнь - сменяющие друг друга события, бессмыслица. Смерть - смысл, цель и лаконичный финал», - твердил...
