Ночёвка у двоюродного брата?!

11 часть.

— Ох, чёрт...— глаза непроизвольно установились на мокрой шее Гука.

Капли воды из краешка бутылки плавно скачивались с его губ до оголённого пресса. Накачанная грудь всё быстрее поднималась и опускалась вниз, захватывая в лёгкие как можно больше количества воздуха. Выдыхая горячее дыхание, он каждый раз прикрывал глаза, чтобы насладиться замечательным вкусом прохладной, так нуждающейся в теле воды. Видно, что занимался силовой подготовкой, раз так жадно пьёт жидкость, не жалея бедный пластик, сжимая подушечками пальцев до состояния уже негодного предмета. Из-за силы в руках, бицепсы отчётливо видны, а вены на тыльной стороне ладони сильно выпирают. От такого вида у меня аж ноги внезапно затряслись. Смущённо опустив голову вниз, перевёл взгляд на свои руки, которые тоже весьма подрагивали. Что со мной творится? Мне плохо. Я обеспокоен. Разве это называют страхом, который возникает резко перед глазами? Я не могу понять. Может такая реакция произошла из-за его сконцентрированного взгляда, который направлен всё время на меня, дожидаясь речи, а я сейчас как немой, не могу даже звук издать? Так выгляжу перед ним жалко. Мысленно пытаюсь наругаться, накричать, сматериться, но тело не слушается. Мозг говорит уходить от туда. Жопа чувствует неладное. Сердце бешено стучит. Я действительно испугался. Он тот ещё качок. Против него я обуза, ещё с этой грёбанной повязкой на голове. Раздражительно скинув с волос, резко спрятал мягкую вещь за спину, сжимая её в кулак, нервно теребя кончиками пальцев. Точно нервничаю. Пару минут назад я был так смел, а сейчас слишком ничтожный. Ненавижу себя. Он не может на меня так влиять. Чонгук мой давний враг. С самого детства я его невзлюбил и до нынешнего времени терпеть не могу. Так почему он заставляет меня выглядеть перед ним таким слабым и беспомощным? Бесит.

Пока я неосознанно погрузился в свои мысли, он полностью отпил всю воду и лишь подозрительно мне улыбнувшись, ушёл в глубь комнаты. Через пару секунд я услышал, как музыка стихла, но всё равно её никто не выключил. Лишь убавил громкость музыки. Наверное, чтобы со мной поговорить. Вряд-ли Чонгук по моих глазах прочитал, что его рок поздней ночью мешает моему сну, комфорту, раздражает. Он бы никогда не послушался моей просьбы. Наоборот сделал бы всё назло, что как раз и пытается сейчас совершить. Я снова прав, ведь он опять возвращается ко мне.

— Ну и как? — издаёт речь, закручивая колпачок на смятой бутылке.

— Что именно? — не понимая его, задаю вопрос на вопрос, изгибая бровь.