Олег Петрович был обычным человеком.
Ему было сорок два года, он работал учителем физкультуры в школе. Напротив нее два года назад он купил квартиру – двухкомнатную, с воющими трубами. Ее пыльные, мутные окна смотрели прямо на школьный двор, где во второй половине дня другой учитель – Арсений Аркадьевич – выгуливал старшеклассников, заставлял их отжиматься и подтягиваться на турниках. Если детишки вели себя прилично, им позволялось играть в футбол все следующее занятие.
Олег Петрович со старшеклассниками не занимался. Его ученики были не старше седьмого класса, и учитель уже давно привык поливать перекисью ссадины и царапины первоклашек, разнимать дерущихся третьеклашек, учить забитых очкариков, как надо разговаривать с задирами и как, если что, постоять за себя.
С мальчиками он легко находил общий язык – они, чуть что, бежали к нему за советом. Из всех учителей в школе только Петрович мог сказать что-то дельное об их проблемах. Только он мог, забыв обо всех правилах, оттаскать за уши задиру-пятиклассника, повадившегося отбирать деньги у ребят помладше. Угостить заплаканного ребенка липкими шоколадными конфетами, пакетик с которыми он хранил в ящике с футбольными мячами.
Надо же чем-то закусывать!
Вся школа знала, что Петрович выпивает на рабочем месте. На большой перемене он делал себе чай по-капитански, доливая в него коньяк между остальными уроками. К концу занятий он становился веселым и разговорчивым, травил байки из своего солдатского прошлого, мог даже всплакнуть о том, как любовь всей его жизни не дождалась его тогда. Мальчишки сочувственно вздыхали, посмеиваясь только тогда, когда расчувствовавшийся Петрович отворачивался.
А вот девчонки учителя недолюбливали. Нет, совсем крохи, класс первый-второй, его тоже обожали, бегали за ним вместе с мальчишками. Но потом, взрослея и переживая какие-то свои, женские превращения, девочки начинали сторониться Петровича. Они морщили носики от запаха коньячного перегара, не давали поддержать себя на турнике. Петрович относился к этому философски, ничуть не обижаясь.
Женщины всегда так к нему относились.
Особенно мамы учеников, приходившие на родительские собрания. Всякий раз они неприязненно на него смотрели. Задавали неудобные вопросы. «А что это вы пьете?» - «Чай». - «Неужели?»
И их подведенные глаза зло смотрят, словно он что-то сделал не так. Будто само его присутствие здесь – ошибка. И ее нужно исправить!
Однажды к нему пришли с проверкой, натравленные этими злыми женщинами. Слава Богу, что он буквально за день до этого допил бутылку и выбросил ее! А все остальное было в норме, и комиссия ушла ни с чем.
Но к этому моменту Петрович весь извелся. Он сильно перенервничал, и директриса, опустив виноватые глаза, разрешила напуганному учителю уйти домой пораньше. Она сожалела о случившемся.
Ведь все знали, что Петрович – хороший человек, пусть и со странностями.
Он добрался до дома почти в беспамятстве. Отворил обитую клеенкой дверь, вошел в квартиру, заваленную старым, нужным только ему хламом. Повсюду была пыль – он давно не убирался. И сейчас нет на это сил.
Петрович тяжело рухнул в пыльные недра продавленного дивана, тяжело вздохнул и вынул из-под одной из подушек бутылку. Ему нужно, нужно расслабиться!
Он это, чтоб вас всех, заслужил.
Из-за закрытой двери во вторую комнату донесся шорох. Петрович поднял голову, его угрюмое, давно не бритое лицо осветилось улыбкой. Он встал и отпер дверь – она была закрыта на замок. Снаружи.
Вторая комната не была завалена вещами так, как первая. Она была почти пустой, хотя и очень маленькой – из-за очень толстых стен.
Увидев открывшуюся дверь, девушка отчаянно замычала сквозь кляп и забилась на кровати. Ее руки и ноги были прикованы наручниками. На нежной коже виднелись синяки, укусы и кровоподтеки.
…Настя пропала два месяца назад. Ее искали с милицией, но так и не нашли. Решили, что девочка сбежала с каким-нибудь парнем, ведь что может взбрести в голову красивой одиннадцатикласснице?
У нее были мамины глаза. Такие же, как те, подведенные, что так зло смотрели на Петровича на собраниях. Такие же, как у его любимой, что не дождалась его когда-то из армии, вышла замуж и родила дочку. И даже не узнала Олега, когда встретилась с ним на родительском собрании в школе, куда устроила учиться Настю.
Девушка забилась сильнее, в очередной раз срывая кожу на тонких руках, скованных холодным железом.
Петрович сел рядом с ней и провел по обнаженному телу ладонью. Потом – ногтями, оставляя кровавые полоски и неотрывно глядя девушке в сморщившееся от боли лицо. Улыбаясь почти нежно.
Потом улыбка перешла в оскал. Петрович резко нагнулся к лицу Насти. Она закричала сквозь кляп. Тонко и отчаянно.
…А так – Петрович был самым обычным человеком. В чем-то - даже хорошим.
И дети его любили.
