Снежинки на зимнем ветру

Глава 4

Лето было в самом разгаре: душные вечера, жаркие дни, зеленые роскошные деревья, кустарники с терпким ароматом и голубое безоблачное небо. Это был сезон отпусков, каникул, развлечений и отдыха. Для всех. Кроме Коко.

Пока все купались в море и загорали на пляжах, Коко варился в преступном мире и плавал среди акул подпольного бизнеса.

Акане выздоровела, деньги больше были не нужны, но он не мог остановиться, словно заведенный, он продолжал работать и зарабатывать: больше, больше, больше, пока деньги не начнут душить его, а сам он не потонет в их количестве.

Слухи о его способностях расползлись вплоть до Токийского преступного синдиката. К нему шли все: от мелких мародеров до крупных бандитов. Весь сброд Японии стекался к его ногам. Иногда Коко это нравилось: смотреть на всех этих людей сверху-вниз, чувствовать иллюзию власти. Иногда его от этого тошнило: чувствовал себя глупым мальчиком, дорвавшимся до конфет, но не понимающим, что за красивой оберткой скрывается яд.

Привлеченный странным звуком, Коко останавливается на дороге. Кто-то смеялся: так красиво, заливисто и чисто. Смех был до боли знакомый, и, в последние месяцы, Коко мог только воображать его. Ведомый звуком, Коко выходит на детскую площадку.

На качелях раскачивался мальчик: он звонко голосил и требовал, чтобы девушка, его сестра, толкала сильнее.

«Акане. Сейшу».

Коко застывает. Ему кажется, что они находятся в разных мирах. Он, стоящий в тени, чтобы его не заметили, в строгом нелепом костюме, не подходящем для тринадцатилетнего мальчишки, и брат с сестрой: в пестрых нарядах с широкими улыбками, источающие свет и тепло.

Ему тоже хочется ощутить тепло и свет, побыть рядом с ними. Но он боится. В памяти слишком четко отпечатались предостерегающие слова Сейшу.

— Она изменилась, Коко, поэтому... — Друг не договаривает, но Коко и сам прекрасно все понимает: не высовывайся, не приближайся. Держись подальше от Акане, а свои чувства к ней еще дальше. Но удержаться от соблазна невозможно: от украдкой следит за ними, а от смеха Акане в душе, словно распускаются цветы.

Он недоумевает: разве Акане изменилась? Вот она, смеется и веселится, как и в прежние время, до ужасного пожара. Образ любимой и знакомой Акане так дурманит разум, что он отмахивается от предостережений рассудка.