Забери меня

8 Глава

      Антон лежит на спине, точно так, как его оставил Арсений. Тело лёгкое-лёгкое и в то же время безвольное. Мыслей в голове нет ни одной. Когда ему в последний раз было так спокойно? Никогда?       Арс возвращается обратно. Он, по всей видимости, решил быть джентльменом до конца, потому что принес с собой влажное полотенце и бережно вытер им всё ещё оглушенного шквалом пережитых эмоций Антона. Полотенце тёплое, а это значит, что Арс не просто запихал его под воду, а сначала отрегулировал её температуру. Позаботился обо всём, вплоть до вот таких незначительных деталей. От этого так хорошо, что даже немного плохо.

      Арсений присел на корточки у изголовья кровати, задумчиво погладил Шаста по волосам. Антон скосил на него глаза. Попов выглядел довольным и немного взволнованным. Шастуну захотелось раствориться, остаться в этом моменте навечно.      
 — Ну как? — наконец неловко спросил Арсений, нарушая тишину.       И правда, как? Незабываемо? Непередаваемо? Охуенно? Антон подумал, что его план пошел по пизде. По полной. С каждым вдохом он влюблялся всё больше. Петля неумолимо затягивалась и он начинал задыхаться.       Как? Охуенно, блять, просто разъёб. На куски, блять, на мелкие осколки. Спасибо, что забрал все и без того немногочисленные причины жить, оставив взамен только себя. Себя? Да нихуя не оставив.       Антон чувствовал себя внезапно приласканной цепной собакой, у которой свет клином сошелся на чуткой, в россыпи родинок, руке. Его погладили искренне, от души, потому что не трудно, потому что у Арсения внутри столько любви, что он может дать её часть худому псу и ничуть не потеряет. А потом бросит к будке кусок котлеты и пойдёт дальше, уверенный в равном обмене энергетикой с животным. И даже не будет знать, как воет по ночам несчастная псина от невозможности пойти следом и слепо, до разодранной шкуры, выкручивается из ошейника.       Арс, будто издеваясь, приоткрыл дверь в свою ебучую сказку, провел там экскурсию: вот, смотри, это единорог, а это здоровые отношения, тут радугой срёт пони, а тут секс без боли. И смотрит на него радостно — «красиво тут у меня?» Да. Безумно. Ты заслужил, правда.       Вот Арсений же уедет и сразу переключится на семью, друзей, работу, своё паскудное море. Девушку себе найдет или парня. Антон ничуть бы не удивился, узнав, что Арсу одинаково нравятся оба пола. Ему вообще, блять, нравится абсолютно всё. Курортная интрижка останется приятным, или не очень, воспоминанием среди сотен других. Так же, как и худой зеленоглазый странный парень. Один из многих. Неважный. Ненужный.       Арс хочет помочь, он хочет дать ощущение тепла и любви. Действительно хочет. Он абсолютно искренен в своём поведении. Он и сейчас смотрит тревожно, правда переживает. Но. Он сделал бы это для любого. Он просто вот такой. Добрый. Хороший. Он собаку погладит, котлету даст, лапку перебинтует и всё равно уйдёт. Всех собак домой не заберёшь. Тем более цепных. Не понимает, что делает хуже. Не понимает, что цепной пёс — не человек, у него своей жизни нет, он так и останется там, где бросили.       Антон знает, что перешагнул черту. Невозможная влюбленность, острым тяжелым комом засевшая где-то под рёбрами, расширяющаяся, разрастающаяся, ломающая грудную клетку, оставляющая на сердце кровоточащие гематомы. Парень прижимает руки к груди, словно пытаясь это остановить.       
— Шаст? — Арсений касается его локтя.       Невыносимо ласково, тревожно, мягкими подушечками пальцев по бледной коже. Антона простреливает током, колючим электрическим зарядом, добирающимся везде, заставляющим каждую клетку тела болезненно сжаться. Он не хочет, не хочет это чувствовать. Не может терпеть эти касания, невыразимо желанные, абсолютно ему не принадлежащие. Парень закрывает руками лицо, резко садится, подтягивает ноги к груди.     
  — Шаст! — Арсений приобнимает его за плечи.
— Ты чего? Тише, тише.       Нет. Он больше не поддастся гипнозу этого голоса. Ядовитая нежность, растворяющая остатки защитной оболочки. Слишком страшно.       
— Не трогай, — Антон слышит себя как будто со стороны, злобный рык загнанного в угол зверя.       Арс вздрагивает и отступает.       
— Антон, посмотри на меня. Пожалуйста.       Инструктор волнуется за него. Пиздецки искренно. Нахуй теперь вообще жить? Нахуй без него жить? Шастун резко мотает головой, силясь отогнать эти мысли. Надо бежать, чтобы его не слышать, не видеть, не ощущать. Парень резко вскакивает, шарахается, ударяется о стену, чуть запутывается в ногах и, наконец, вылетает из комнаты. Слышит, как Арсений бросается следом.       Он прячется в ванной, единственной комнате в этом сраном доме, у которой запирается дверь. Вжимается в противоположную стену, как можно дальше от Арса.   — Антон, — Попов жалобно скребется в дверь, — прости меня, пожалуйста, прости, я не хотел.      
 — Заткнись, блять! — орёт Шастун срывающимся голосом.       За что он извиняется?! Ну почему Арс такой?! Почему не пошлёт уже к хуям истеричного сожителя, который сначала сам затащил его в постель, потом там психовал полдня и сейчас ещё продолжает? Попов отдал всё, что мог, даже не заикнувшись об ответке, приложил максимум усилий для того, чтобы вовлечь Антона в процесс, осторожничал, сдерживался, раз за разом успокаивал. Арс прошёл вместе с ним по липкому, омерзительному болоту воспоминаний, вытащил из него, вдохнул в лёгкие воздух. И теперь виновато переминается за дверью, не понимая, что ещё ему сделать.     
  — Уходи, — да, Шасту стыдно за то, что он так грубо отталкивает от себя человека, который ни в чем перед ним не виноват, но он не может по-другому.       Арсений тяжело вздыхает, и этот звук расплавленным металлом стекает по внутренней стороне рёбер.       
— Поговори со мной… когда сможешь, — просит Попов.
— Я буду ждать.       Это добивает. «Пожалуйста, просто уйди уже наконец», — мысленно умоляет Антон. Ноги подгибаются, он съезжает по холодному кафелю на пол. Слышит удаляющиеся шаги Арса, смотрит снизу вверх на зеркало. Один удар, длинный порез осколком и боль вытечет вместе с кровью. Слишком соблазнительно. Говорит себе, что всё равно не успеет, паскудный Попов услышит звук разбивающего стекла и прибежит на помощь. Это отговорки. Жить страшно, но умирать ещё страшнее. Антон шарит глазами по стенам, мыслями по жизни, пытается найти хотя бы какую-то точку опоры. Не замечает текущие по щекам слезы, понимает, что уже скучает по Арсению. Что он там говорил? Что Арс не сможет сделать хуже? Ещё как сможет. Только он. Больнее всех.       Крик сам вырывается наружу, становясь той самой опорой.       Шастун не видит, как сидящего через несколько стен от него Арса всего переёбывает от этого крика, как он тянется сначала зажать уши, потом заново разворотить зубами только начавший заживать укус на ребре ладони, останавливает себя и от того, и от другого. «Сиди ровно, блять, придурок! Сиди и слушай, что ты сделал! И не пытайся никуда себя отвлечь!» — Арсений с трудом опускает заломленные руки и отдирает от груди колени, заставляет себя сесть более расслаблено, прекратить прятаться от этого звука. Пустой взгляд направлен в пол, голубые глаза зеркалят ненависть к самому себе.