Забери меня

9 Глава

      Слишком близко. Рядом с ним сердце сводит ещё больнее. Воспалённый нарыв привязанности, обтянутый тонкой плёнкой самообладания, шевелится, размазывая внутренние органы по рёбрам. Антон делает шаг на глубину. Он снова проиграл сам себе.       Шаст идёт медленно, мешает сопротивление воды и остатки здравого смысла. Останавливается, подойдя вплотную. Замечает, насколько осунувшимся и измотанным выглядит Арсений, с темными кругами под глазами, побледневший, как будто даже похудевший, скулы и ключицы кажутся очерченными более резко. Со слегка волнистых волос капает вода, ещё больше усиливая эффект какой-то побитости и затравленности. Он стоит не шевелясь, чуть согнувшись, из-за чего увеличивается разница в росте, смотрит на Антона снизу-вверх так, словно ждёт удара. Но всё равно не двигается. Шаст тянет руку к его лицу, наверное, слишком резко, потому что краем сознания отмечает, как дрогнули тёмные ресницы. Проводит пальцами по лбу, убирая челку. Почему-то ему нравится этот жест Арса и нравится его повторять.

      Касание простреливает насквозь, нарыв вскрывается, наверняка, внутрь, что означает стремительное дальнейшее заражение и мучительную смерть. Сдерживаемые эмоции обжигающей волной расплескиваются по всему организму. От этого почему-то становится легче, теперь внутренности не сдавливает, они просто болтаются в раскалённой жиже влюбленности.       Антон порывисто обнимает стоящего напротив Арсения, жадно вдыхает его запах. Арс работает как ингалятор — с каждым вдохом воздух проходит через горло всё легче, Антон постепенно расслабляется и успокаивается.       Отчаявшийся понять поведение сожителя Попов по-прежнему не двигается, так и стоит, чуть наклонившись, неловко прижав руки к животу, только едва ощутимо наклоняет голову, поудобнее утыкаясь Антону в грудь.       — Пойдём домой, — наконец, говорит Шастун, и у него самого сердце щемит от этой фразы.       Как будто у них есть дом, какой-то свой, принадлежащий только им двоим.

***

      «Наркотик» начинает действовать. Неоправданно весёлый Антон втаскивает Попова в коттедж, уматывает на второй этаж за сухой одеждой, попутно стаскивая с себя мокрую и громко делясь впечатлениями о переносе отъезда («Пиздец, Максим на три дня позже нас заберёт, но это прикольно!»).       Охеревший от жизни и всё ещё пошатывающийся от слабости и головокружения Арсений доползает до стула и с искренним недоумением следит за, очевидно, поехавшим Шастуном.       Антон возвращается обратно, копается в холодильнике, сердце ёкает, когда он замечает солёную семгу. Арс рыбу не любит, значит, брал для него. С трудом отложив семгу на потом: чтобы вонять ей сейчас на весь дом, надо совсем совести не иметь, парень нашаривает какую-то байду из курицы с овощами.       
— Тебе курицу погреть? — спрашивает Шаст.      
 — Нет, спасибо, — голос Арса тихий, но ровный.
— Слушай, Антон…       Шастун включает микроволновку, оборачивается, встречается с Арсением взглядом и жопой чует огромную извинительную речь о том, как Попов, падла такая, окончательно доломал психику бедному, несчастному, беззащитному, сирому, убогому Антону. Слушать её нет никакого желания. Шаст знает, что, если попросит не поднимать эту тему, Арс пойдёт ему навстречу, вот только будет дальше сидеть, опустив плечи, такой грустный, шо пиздец. Похоже, всё-таки придётся поговорить. И не просто выслушать получасовой монолог и сказать «всё норм, не парься», а именно поговорить. Что ж, поменьше бы психовал, было бы проще. Антон садится за стол напротив Попова и изображает готовность слушать.       Речь действительно получается почти на тридцать минут. Начинает Арс спокойно и четко, но чем дальше, тем больше запутывается, чаще сбивается и сильнее волнуется. Шаст думает, что всё-таки не зря решил его послушать, а ещё, что выведенный на эмоции Арсений — это пиздец какая эстетика. Кроме того, в потоке прочей информации, он сказал, что Антон ему очень дорог, и это приятно.      
 — Ну идиотом же конченым надо быть, чтобы решить, что можно за неделю вылечить такую серьезную психологическую травму! Не будучи при этом ни психологом, ни вообще никем! Ну я же знал, что ты больной! В смысле, не больной, а травмированный. Но это не делает тебя хуже и не твоя вина, это как когда руки нет, человек же хуже от этого не становится, то есть, не то, чтобы у тебя чего-то нет… в общем, блять, я не это хотел сказать, — Попов закрывает лицо руками и протяжно стонет.    
   — Арс, — Антон видит, что парень только сильнее вгоняет сам себя в экзистенциальный кризис, — а у меня право голоса есть?      
 — К-конечно.       Антон откидывается на спинку стула и улыбается, ну один в один как под кайфом.       
— Если очень кратко, то у тебя охуенная интуиция, а я дурак. А если поподробнее, — Шаст задумывается, тут уже сложнее, — меня действительно утягивало в воспоминания, но ты их как бы разрушал, заменял на новые, более приятные и здоровые. Поэтому терапевтический эффект удался на ура. Я правда не жалею, и это было, ну, охуенно, и я бы повторил, честно говоря. То есть корень моих истерик не в физическом контакте, а в том, что боюсь к тебе привязаться. С первого, ну ладно, может, с третьего-четвёртого дня боюсь. Поэтому периодически веду себя странно. Типо… дело не в том, что мы переспали, хотя мы не то чтобы прям переспали, но неважно, а вообще в твоём поведении. В тёплом полотенце, в хер знает что делающей в холодильнике рыбе, в том, что ты таскаешь с собой запасной ингалятор, в том, что, блять, отсос был не взаимным. А в тот момент я пиздец напугался, потому что посмотрел на тебя и понял, что… — Антон чуть медлит и понимает, что терять всё равно уже нечего, — что влюбился.       
— Ты тоже?! — вырывается у Арсения.      
 — В смысле «тоже»?       Какое-то время они смотрят друг на друга, боясь поверить. Разве так бывает? Два случайных парня, один из которых натурал, а второго вообще от людей воротит, за каких-то две недели успели не только потрахаться, но ещё и влюбиться.       В глазах Арсения вспыхивает такая щенячья радость, что у Шастуна перехватывает дыхание. Арс смущается, проводит рукой по волосам и замечает, что оставшаяся от морской воды соль неприятно стягивает кожу.       
— Пойду я в душ схожу.       
— Ага, — кивает Антон и идет разогревать курицу заново.       Взбодрившийся и переодевшийся Арсений возвращается на свое место, подпирает ладонью щеку и вперивается взглядом в Антона.     
— Может тебе всё-таки поесть? Время ужина уже, — Шаст пытается как-то разбавить атмосферу разговорами.       Арс молча мотает головой, его атмосфера вполне устраивает.      
 — Ешь, говорю! — Антон подцепляет на вилку кусок курицы и протягивает его Попову.       Тот задумчиво смотрит на мясо, потом хитро улыбается, берет Шаста за руку с вилкой, немного отодвигает её от себя и кладет на поверхность. Приподнимается, упирается ладонями в стол, специально переносит на них вес, чтобы на руках выделилась мускулатура, чуть скалится, демонстрируя ровные белые зубы с четко выраженными клыками, сжимает их на курице, поднимает голову, стягивая мясо с вилки и открывая вид на шею, изящной волной перетекает обратно на стул, чуть подкидывает кусок пищи и перехватывает его. Задумчиво жует, прислушиваясь к себе и наслаждаясь произведенным эффектом.