I
- Ты об этом сожалеешь? – мужской голос неприятно резал слух своей громкостью.
- Сожалеть – значит сетовать на звёзды, — сухо ответил женский.
- Это не ответ! – раздался едкий смешок. – Не нужно сыпать своей философией, когда человек ждёт конкретный ответ.
- А я и не сыплю. Просто я не хочу говорить, что хочешь услышать ты. Я не сожалею потому, что сожалеть – всё равно что сетовать на звёзды. От моих мыслей и слов они не поменяют цвет, не изменят свой ход, не потухнут, уйдя во мрак тёмного брюха ночи. Так и мои сожаления уже не обернут время вспять и не изменят случившееся. Поэтому мне осталось лишь чувствовать боль за мои ошибки прошлого. И эта боль куда сильнее даже самого едкого сожаления.
II
- Отсталая! Отсталая! Отсталая!
Крысолов поёжилась, отворачиваясь от кучки громогласных подростков.
- Может уже начертишь руну? – раздался громкий голос старика.
- Я не могу! – раздражённо ответила Крысолов.
- Ты даже не пробуешь!
- Потому что мне мешают!
- И что дальше? – старик обошёл помост, встав лицом перед Крысоловом. – Они глупые подростки! Будь выше них!
Крысолов закатила глаза. Раздражение в груди неумолимо распускало алые цветы. Как же хотелось сжечь этот пансионат дотла!
- Ну же! – прокричал старик, стуча посохом по краю деревянного настила.
- Хорошо, учитель...
Крысолов начертила руну воздуха: треугольник, перечёркнутый тремя параллельными линиями. Незримые линии не вспыхнули голубым свечением, как у других, побывавших на помосте. Не полетели в разные стороны искры, как у тех громогласных подростков. Воздух не завился вихрем на досках, подбрасывая приготовленные деревянные шарики. Вновь Крысолов оказалась худшей среди всех учеников пансионата.
- Отсталая! Отсталая! Отсталая!
Учитель раздражённо цокнул языком, ковыляя в сторону группы подростков. Высокий темноволосый парень из неё скандировал это особо громко, постоянно подпрыгивая на месте, отчего оголялся его живот. Другие следовали его примеру, но не решались прыгнуть выше.
