Понедельник начинается в субботу

Глава шестая

Кто-то вдруг произнёс с выражением: – «Устремив свои мысли на высшее Я, свободный от вожделения и себялюбия, исцелившись от душевной горячки, сражайся, Арджуна!»
Я вздрогнул. Парень тоже вздрогнул.
– «Бхагават-Гита»! – сказал голос. – Песнь третья, стих тридцатый.
– Это зеркало, – сказал я машинально.
– Сам знаю, – проворчал детина.
– Положи умклайдет, – потребовал я.
– Чего ты орёшь, как больной слон? – сказал парень. – Твой он, что ли?
– А может быть, твой?
– Да, мой!
Тут меня осенило.
– Значит, диван тоже ты уволок?
– Не суйся не в свои дела, – посоветовал парень.
– Отдай диван, – сказал я. – На него расписка написана.
– Пошёл к чёрту! – сказал детина, озираясь.
И тут в комнате появились ещё двое: тощий и толстый, оба в полосатых пижамах, похожие на узников Синг-Синга.
– Корнеев! – завопил толстый. – Так это вы воруете диван?! Какое безобразие!
– Идите вы все... – сказал детина.
– Вы грубиян! – закричал толстый. – Вас гнать надо! Я на вас докладную подам!
– Ну и подавайте, – мрачно сказал Корнеев. – Займитесь любимым делом.
– Не смейте разговаривать со мной в таком тоне! Вы мальчишка! Вы дерзец! Вы забыли здесь умклайдет! Молодой человек мог пострадать!
– Я уже пострадал, – вмешался я. – Дивана нет, сплю как собака, каждую ночь разговоры... Орёл этот вонючий...
Толстый немедленно повернулся ко мне.
– Неслыханное нарушение дисциплины, – заявил он. – Вы должны жаловаться... А вам должно быть стыдно! – Он снова повернулся к Корнееву.
Корнеев угрюмо запихивал умклайдет за щёку. Тощий вдруг спросил тихо и угрожающе:
– Вы сняли Тезис, Корнеев?
Детина мрачно ухмыльнулся.
– Да нет там никакого Тезиса, – сказал он. – Что вы все сепетите? Не хотите, чтобы мы диван воровали – дайте нам другой транслятор...
– Вы читали приказ о неизъятии предметов из запасника? – грозно осведомился тощий.
Корнеев сунул руки в карманы и стал смотреть в потолок.
– Вам известно постановление Учёного совета? – осведомился тощий.
– Мне, товарищ Дёмин, известно, что понедельник начинается в субботу, – угрюмо сказал Корнеев.
– Не разводите демагогию, – сказал тощий. – Немедленно верните диван и не смейте сюда больше возвращаться.
– Не верну я диван, – сказал Корнеев. – Эксперимент закончим – вернём.
Толстый устроил безобразную сцену. «Самоуправство!.. – визжал он. – Хулиганство!..» Гриф опять взволнованно заорал. Корнеев, не вынимая рук из карманов, повернулся спиной и шагнул сквозь стену. Толстяк устремился за ним с криком: «Нет, вы вернёте диван!» Тощий сказал мне:
– Это недоразумение. Мы примем меры, чтобы оно не повторилось.
Он кивнул и тоже двинулся к стене.
– Погодите! – вскричал я. – Орла! Орла заберите! Вместе с запахом!
Тощий, уже наполовину войдя в стену, обернулся и поманил орла пальцем. Гриф шумно сорвался с печки и втянулся ему под ноготь. Тощий исчез. Голубой свет медленно померк, стало темно, в окно снова забарабанил дождь. Я включил свет и оглядел комнату. В комнате всё было по-прежнему, только на печке зияли глубокие царапины от когтей грифа да на потолке дико и нелепо темнели рубчатые следы моих ботинок.
– Прозрачное масло, находящееся в корове, – с идиотским глубокомыслием произнесло зеркало, – не способствует её питанию, но оно снабжает наилучшим питанием, будучи обработано надлежащим способом.
Я выключил свет и улёгся. На полу было жёстко, тянуло холодом. Будет мне завтра от старухи, подумал я.