Гладкий ободок металла блеснул в надрывном свете ночника.
Вибраниум.
Слишком нетривиально. Слишком правильно. Слишком по-Старковски.
Нервным движением, отпуская с губ рваный вздох, Питер накрывает рукой палец увенчанный обещанием, что заключено в закольцованную полоску металла повышенной прочности. Воздух поступает в лёгкие с шумом, с сопротивлением. Дышать – это то, что с недавних пор для него физически трудно, почти невыполнимо. Дышать – это то, что требует всех его нечеловеческих усилий.
Дышать.
Ощущать под пальцами овеществлённое обещание, что так и останется неисполненным. Что обжигает накрывшую его ладонь. Что заставляет сердце вновь и вновь, как и он однажды, рассыпать прахом, чтобы собрав всего себя заново помнить. Помнить, как с лёгким щелчком пальцев его Мир, заключённый в одном единственном человеке, пал.
Не забывать.
Самое правильное воспоминание – это боль. Боль от осознания, что есть вещи, над которыми он не властен. Тупая всеобъемлющая боль, что становится саунтреком его чёртовой жизни, когда не остается ничего, кроме как принять необратимую реальность. Реальность, которую он готов распластать и перекроить в угоду самому себе, наплевав на последствия. Наплевав на всех.
Только бы он был жив.
Только бы данное обещание имело силу.
– Скажите, что я кому-то нужен, – в его глазах мольба. За его плечами, под тяжестью не детских проблем, рушатся миры. Глядя в глаза напротив, на их обломках он возводит новый, тот, в котором он важен. Важен именно он, не его альтер эго. Важен Питер Паркер, а не парень в цветном высокотехнологичном спандексе. Для него необходимо жить для кого-то, для себя он просто не умеет. Раньше он жил для Мэй. Теперь, когда её нет, как и всех дорогих ему людей, он чувствует себя потерянным. Чтобы найти себя вновь, ему необходимо кому-то себя отдать. Единственный, для кого он хочет продолжать жить – это мистер Старк.
– Ты нужен всем, Питер, – Тони кладёт руку на кудрявый затылок парнишки и, разрывая зрительный контакт, притягивает его в свои объятия. Он никогда не был силён в общении с подростками, но судя по тому, что в его руках парень расслабляется, он движется в верном направлении.
– Врёте, – самая простая констатация факта, как принятие неизбежного. Питер понимает, что он был нужен Мэй – он её семья. Она привыкла к бремени в его лице. Питер понимает, что чтобы услышать, что он нужен Тони Старку ему нужно разрушить себя и собрать заново, потому что этот Питер не нужен больше никому.
– Вру, – в успокаивающем жесте, лёгким касанием губ, Тони соприкасается с макушкой парнишки, на что тот судорожно втягивает в себя воздух, борясь с эмоциями и подступающими слезами. Старк запускает руку в карман брюк и достает из него несколько побрякушек – всё то, что он скрутил с механических крыльев в процессе попытки добраться до источника соколиных проблем. Из горстки запчастей он извлекает одно из уплотнительных колец, остальные же возвращает в карман. – Это обещание, – кольцо это всегда обещание, – что ты нужен мне, – вопреки ожиданиям Питера, сообщает он притихшему подростку и устраивает вибраниумный ободок ему на палец и уже куда-то в волосы Паркера выдыхает едва слышное «насовсем».
«Насовсем» прекратило своё существование в тот момент, когда имя мистера Старка впервые слетело с его губ.
Тони – два слога, как удар под дых, лишивший лёгкие кислорода.
Тони – и он всё ещё учится дышать заново.
Тони – имя великой победы.
Тони – приговор для Питера Паркера.
