Муза

Персональный Эдем

Маринетт сидела на большой кровати и с интересом рассматривала черно-белую гитару Луки, украдкой улыбаясь. Корпус блестел, отливая приятными серебристыми нотками, а сильно натянутые струны были еще очень тугими, ведь он так и не успел разыграть инструмент. 

Маринетт абсолютно не мешала ему. Скорее даже, создавала нужный настрой. Чувствуя её присутствие, парню было легче поймать мысль. Лука почти не прерывался, взахлёб записывая всё больше рифмованных строчек, как будущий фундамент для пока не существующей песни. Изредка он слышал тугие отголоски гитары — Маринетт легонько задевала струны своими хрупкими, тонкими пальчиками. 

Она медленно водила пальцами по его лицу. Касалась кончиком носа его затылка и погружала свои руки в его необычайно мягкие волосы. Маринетт — тёмноволосая муза, с длинной лебединой шеей, совершенным отсутствием сосредоточенности и свойственной ей неловкостью. Лука любил её такой, со всеми её... Нет, не недостатками. Изюминками. 

Девушка его вдохновляла. Она всегда восторгом отвечала на написанные им песни, всегда нежно целовала его, всегда чувствовала. Ради этой награды — её улыбки, поцелуя, — ради этого всего стоило работать. 

Тихий, пронизывающий тишину своей мелодичностью звон, пронесся по всей комнате. Маринетт тихо смеётся, в очередной раз задевая пальчиком струну. 

И всё это совершенно не мешало. Это было до чёртиков приятно и вдохновляющие. Это было так тепло и нежно, что хотелось кутаться в ее объятиях целую вечность. Им нравилось проводить время вместе. Она была такой непосредственно-лёгкой, такой доверчивой и слишком доброй. А ещё она была совсем ребёнком — Маринетт часто ловила снежинки ртом, напуская на себя серьёзность лишь при виде Луки. 

Она старалась быть такой же взрослой, как и он. Она старалась покорить его тем, что разбирается в его интересах, хотя это было излишним — Маринетт давно доказала ему, что она прекрасна. 

Маринетт любила Луку. А Лука любил Маринетт. Наверное, это было самое прекрасное, что можно было себе представить. И он никогда не запрещал Маринетт трогать его гитару, ведь именно она являлась его вдохновением. Его персональным Эдемом.