Верните мне мое счастье.

64 2 1
                                    


Я так хотел проснуться и чтобы она была со мной, она бы снова щекотала мое лицо кончиками непослушных прядей, целуя меня в нос сладко напевая, что пора вставать.
Хотелось в последний раз увидеть как утреннее солнце играет на ее лице, как она жмурит свои разноцветные глазки.

О...её глаза левый зрачок светло-карий, на свету золотой, будто сентябрь расцвел в ее зрачке и замер навсегда. Левый голуба-зеленый с веснушками, напоминает мне июль, разгар лета. Острые черта придавали строгости, но глаза всегда были улыбчивыми. Я любил целовать ее родинку под правым глазом, острый носик. Прикосновения ее теплые, родные, как летний утренний ветер в начале июня, немного прохладный, одновременно бодрящий и успокаивающий. Бывало, эта леди напоминала мне дитя, любила пускать кораблики из листочков по лужам или запускать бумажные самолетики с пожеланиями. При всем этом Дол была серьезной творческой натурой, умела ругаться...Сначала отругает, что ходил раздетый и заболел, уходя на кухню скажет «так тебе и надо, будешь знать», а потом приходит с градусником, чаем с брусникой, лекарствами, поцелует в лоб и прошепчет «выздоравливайте, мистер не послушный, Николас Свон». Меня всегда это забавило и заставляло растечься в улыбке.

Хоть я и не похож на творческого человека, работаю на заурядной работе, но вместе с Доллорес у нас было совместное хобби. В свободные дождливые дни мы вместе что-то рисовали на коже друг- друга, мне не стать богемой, но для нее я был великим художником.
Кисточкой и акварельными красками я вырисовывал на ее груди и ключицах ромашки, соединял родинки на ее руках в созвездия синей тонкой линией, рисовал пластыри на тыльной стороне ладони, лягушек на ногах, вишенкой на торте всегда была звездочка на коленке.

Так плавно и легко создавала она картины на моей груди, прохладной кисточкой. Моя маленькая леди всегда находила новые идеи, как в этот раз расписать меня.
Волны на плечах, закат на спине, лодочки на ключицах, традицией было -сердечко на моем носу, которое она смазывала поцелуем. Это всегда расслабляло и отвлекало от самобичивания, бесконечно повторяющихся  дней.
Конец рисования на живых мольбертах являлся бой красками, жарками поцелуями, чувственными объятиями, влюбленными взглядами, неловкими прикосновениями, рисованиями непристойных «картин» на щеках.

Белым флагом был теплый душ, помощь друг- другу смыть все «ранения», теплый чай после душа, разговоры обо всем и не о чем.

Все это время я просидел в коридоре. После ухода участкового, я сполз по стенке вниз и просидел так до зори, запах курева я не чувствовал. Во рту был соленный металлический привкус, давненько я не сглатывал слезы. Эти речушки, что капают с носа, безжалостно заливаются в рот. Сигареты кончились, раны на запястье мокли и кофта прилипла к ожогам, а я тем временем был прибит к полу кувалдой горя, здраво я не мыслил.
Разум мутнел, из-за опухших глаз ничего не видно, я все еще мечтал вспрянуть от этого кошмара.
Но и не хотелось возвращаться в этот тошнотворный мир, где нет Дол, да, конечно есть еще люди ради которых еще стоит пожить, но печаль накрыла глаза своей холодной рукой, безысходность держала руки за спиной, пока уныние обвязывала шею петлей, апатия тоже не была безучастной, сладко шептала на ушко, что все бессмысленно. Эта четверка всегда вьется около людей хороводом, только повод дай, поддайся, оступись и тьма возведет вокруг тебя гробовую цитадель.

Усталость и стресс уложили меня к себе на колени и пели колыбель, боль в руке отступала, сознание отключалось, я поддался этим сестрицам.

Первый снег со вкусом утраты.Место, где живут истории. Откройте их для себя