-...Наш Секрет...-

{-Глава двенадцатая-}

   ...Сейчас...

Хочу пить. В комнате тепло, вот причина такой сухости во рту. Дискомфорт достигает своего пика, когда я наблюдаю, как доктор делает ещё один глоток своей дорогой газированной воды, но я не прошу у него попить. Я сглатываю, пробуя вернуть немного слюны обратно в пересохший рот. Не то чтобы я собираюсь говорить.
У нас перерыв. Не моя идея, но я не собираюсь жаловаться. Судя по выражению лица доктора, он тоже этому не рад. Могу лишь догадываться, что это какое-то официальное требование, через столько времени мне дали шанс восстановить силы и поразмыслить. Однако меня не пускают из комнаты, и не было никаких упоминаний об отдыхе.
Доктор смотрит на модные часы «Rolex» на своём запястье, волоски на руке серебристо-серые от возраста, и я понимаю, что моя передышка почти закончилась. Он возвращается к просмотру моих записей, но больше не читает. Возможно, просто рассчитывает секунды в своей голове. Его глаза смотрят на бумагу, но не двигаются.
Наконец – и всё равно слишком рано – он вздыхает, отодвигает папку и смотрят на меня с приятной улыбкой. Я не могу не задуматься, ннавидит ли он меня также сильно, как я его, является ли это улыбка вымышленной, ведь на самом деле он хочет хмурится. Нет, я уверена, что ему нравится наши маленькие встречи. Я для него как кубик Рубика, головоломка, на которую он уже знает ответ, но над которой продолжает работать. Потому что суть задачи – заставить маленькие цветные квадратики подчиниться твоей воле.
Мне так никогда не удавалось собирать кубик Рубика. Максимум получалось, может быть, выставить ряд жёлтых или красных квадратов, а потом я застревала и, сколько бы не крутило, не добивалась никакого прогресса. Мне становилось скучно, и я сдавалась. К сожалению, доктор, похоже, более настойчив, чем я, по крайней мере, в этом отношении.
Он открывает рот, и мне интересно, куда же мы повернём сейчас.
– Ты религиозный человек, т/и?
Какое это имеет значение? Я моргаю, но выражение лица остаётся бесстрастным. Доктор молчит, но продолжает наблюдать за мной, очевидно, ждёт ответа. Если я ничего не скажу, как долго это будет продолжаться? Возможно, довольно долго, осознаю я минуту спустя. Неловко сидеть здесь в тишине. Охранник громко дышит на заднем плане, как же это раздражает, Ну правда. Это специально, чтобы я не забывала, что он там? Теперь, единожды отвлёкшись, мне ещё сложнее его игнорировать. Мне нужно чем-то перекрыть этот звук. Чем угодно, даже если это означает, что придётся говорить. Кроме того, вопрос кажется безобидным. Я немного потеряю, ответив доктору.
– Нет, – тихо говорю я.
– Ты веришь в Бога?
Не понимаю, чем этот вопрос отличается от предыдущего, но всё равно отвечаю.
– Нет.
– А как насчёт жизни после смерти?
Я немного прищуриваюсь, всё ещё пытаясь разгадать смысл. Стоит только подумать, что всё под контролем...
– Каждый хочет верить в загробную жизнь, – говорю я ему, – Все хотят думать, что смерть – это не конец.
– А ты?
– Я не знаю, – намеренно кратко отрезаю я. Потому что, кажется, вижу, куда он клонит, и хочу остановить его здесь и сейчас.
– Ах, – говорит он, будто не слышал от меня этих слов раньше, – И в этом проблема? В незнании?
Я нацепляю на лицо улыбку. Я права. Однако улыбка не держится долго. Это теория, в которой доктор пытается убедить меня снова и снова, не то, о чём я хочу говорить. Не то чтобы я вообще хотела о чём-то говорить с ним. За исключением, может быть, моего освобождения, но уверена, какого разговор у нас ближайшее время не состоится.
Охранник всё дышит: медленно, громко. Без умолку.
– Никто не знает, – презрительно говорю я, будто объясняю очевидное.
Тамоко улыбается:
– Это тебя так очаровывает? Смерть?
– Мне смерть не очаровывает, – отвечаю я и не лгу.
– Нет, ты права, – соглашается он. Я удивлённо моргаю, но Тамоко ещё не закончил, – Это не смерть, не так ли? А умирание. Те драгоценные мгновения, когда можно наблюдать, как угасает жизнь. Гадать, куда она улетает.
С этим человеком что-то сильно не так.
Я сжимаю губы и пытаюсь сделать то же самое со своими ушами. Чтобы заглушить свистящий звук, начинаю громко барабанить по колену здоровой рукой. Доктор решил, что променял меня, но мне просто придётся с этим смириться.
– Т/и?
Смерть, умирание. Это не увлекательно: Это ужасно. Это необъяснимо, неизведанного. Никто не знает, каким будет скрыванее путешествие, пока вы не окажетесь настолько далеко на пути, что никогда не сможете повернуть назад рассказать кому-либо, что видели.
Поэтому, мы все в глубине души боимся темноты. Потому что нет ничего хуже, чем не знать, что она скрывает.
Но я не буду пытаться объяснить доктору. Мне всё равно, как долго он ждёт, как громко дышит этот проклятый охранник. Я прикусываю язык так сильно, что мне больно.
Возможно, доктор видит решимость на моём лице, потому что быстро переходит к следующему вопросу в своём маленьком списке.
– Ты веришь в духов, т/и? Демонов, существ из другого мира?
Я сжимаю зубы сильнее. Должно быть, до крови, потому что рот внезапно наполняется металлическим вкусом, одновременно и чужим, и знакомым.
Вот что упоминает доктор, когда действительно хочет получить от меня ответ. Если бы я нормально подумала, то удивилась бы, что он так долго тянул на этой сессии с провокацией. Но я не подумала. Я вообще не думаю. Я концентрирую все свои усилия на том, чтобы остаться здесь. Прямо в этой комнате, прямо сейчас. Должно быть смешно, ведь этого я никогда не раньше не хотела, но я не смеюсь. Потому что я верю. Верю в духов, демонов, называйте их как хотите. В существ, которых не должно быть в этом мире, но они есть, существ, которыми не нужно жить по тем же правилам, что я остальным из нас. Вещи, с которыми ты не можешь бороться, не можешь убить. Я верю в это.
Друиды, которые приносили свои ужасные жертвы, дабы успокоить духов, знали, что делают. Они знали, что случится, если голод демона останется неудовлетворённым.
Вот и я тоже знаю.