Был тёплый осенний вечер. В Великий храм Наруками стекались прихожане. Аяка, уставшая от работы, решила развеятся и прогуляться туда. Хотелось взглянуть на громовую сакуру, и посмотреть на церемонию, которая должна была пройти в тот вечер.
Но обязательства клана Камисато никуда не девались. Оттого, чтобы избежать любопытных взглядов, девушка надела плащ с капюшоном. Не слишком длинный – не то будет совсем подозрительно.
Дорога была недолгой. На месте она увидела множество людей: старики, взрослые, дети. Но был среди них один особенный человек, которого не то, что не заметить невозможно. Он был так дорог, так нежен её сердцу, что она никогда в жизни не перепутала бы его ни с кем.
Волосы, будто золото, и глаза, будто пара драгоценных изумрудов. Ох, он был воистину приметным.
Парень стоял за толпой и просто смотрел на звезды. Видимо, ждал начала церемонии. Аяка горящая желанием подойти к нему, натянула капюшон ближе, и стала пробираться сквозь огромную толпу. На каждый шаг – неровная дробь сердца. На каждую секунду – прозябающая до костей дрожь, ведь волнение било её, словно заряд молнии.
Наконец она подошла к нему. Секунда – и она обняла сзади. На ласку парень отреагировал испугом, правда, но смятение быстро сменилось на теплую улыбку, едва Тома развернулся и рассмотрел белую челку.
– Решили прогуляться, Камисато-сама?
– Я пришла сюда посмотреть на церемонию, но увидела тебя и решила подойти, – Аяка улыбнулась ему, а затем опустила глаза. На щеках расцвёл нежный румянец, словно цветы сакуры. Девушка осторожно отошла назад.
– Тома...Я давно хотела тебе кое что сказать, – румянец стал ещё гуще, и от волнения Аяка накрутила прядь на палец.
– Камисато-сама, вы можете рассказать мне что угодно. Я ведь ваш друг, – уверил парень, и девушка вздохнула. Нужно сказать это, во что бы то ни стало!
– Я так люблю тебя, Тома! – и заглянула ему в глаза. Но этот лучистый взгляд парень не смог выдержать, и отвернулся.
Сердце тревожно пропустило удар.
– Камисато-сама, я не могу... – и в голосе что-то неловко сломалось.
– Но почему...о, милый Тома... – а вместе с этим, внутри сломалось что-то и у Аяки. – Моя любовь пылает к тебе как солнце в небе жарким летним днем! Отчего же...
Щекам вмиг стало горячо и мокро. Слёзы потекли сами собой
– Я недостоин вашей руки, Камисато-сама... Я ведь простой мондштадец, а вы знаете, как это бывает, – продолжал он, но Аяка, казалось, не слушала.
– О, мой милый Тома... Кем бы ты ни был я люблю тебя!.. – сказала Аяка и вытерла слезы.
– Подумайте о своей семье... Что простолюдин может предложить дворянскому роду, как жених? У меня ведь ни богатств, ни земель, – Тома отошёл немного дальше, и каждое его слово ранило невыносимо.
Аяка уныло кивнула ему, и, спустив капюшон на плечи, распустила свои волосы.
– Даже если так... Я не могу жить без тебя, мой милый... – она отступила назад и развернулась. Глаза были устремлены в темную бездну.
– Ах, Камисато-сама... Боюсь, я и правда не смогу... – сказал Тома, уже сам роняя слезу от вида своей подруги.
– Всё в порядке, – произнесла она, и в голосе её была печаль чересчур тревожная. Тома, насторожившись, хотел было попросить отойти от края обрыва, но...
Он не успел.
Аяка, сделав единственный шаг в бездну, прыгнула и рассыпалась на тысячи снежинок – холодных, и несправедливо одиноких.
– Камисато-сама!! – закричал Тома, и вытянул руку, чтобы поймать летучий снег, который всего секунду назад был силуэтом живой девушки.
