Глубокие вздохи доносятся снизу, сливаясь с хлюпающими от смазки звуками двух бьющихся тел друг об друга. Это звучит как самая красивая мелодия для ушей, которую не хочется переставать слушать ни на секунду; как густой и приторно сладкий мед, который Хосок готов поглощать литрами и не останавливаться. Это чувство слишком прекрасно и им, кажется, не насытиться никогда.
— Хосок... — доносится снизу тихий и низкий полустон, за которым сразу же следует рваный вздох от нового несильного толчка. Чон наклоняется ниже, чтобы слышать этот бархатный голос только лучше и чётче, и целует следом румяную, горячую щеку, на которой мокрая дорожка от слезы почти уже высохла, впитавшись в медовую кожу. — Я люблю тебя. — шепчет парень, слегка дрожащие руки вверх поднимая и окольцовывая ими сильную шею старшего.
На лице Хосока невольно улыбка расплывается, когда взгляд падает на эти полуприкрытые веки своего Тэхена, на которых ресницы дрожат, словно крылья бабочки в полете. Он тут же целует их нежно, еле губами касаясь, и слезы кристалльные с них буквально сцеловывает, оставляя на их месте нежные поцелуи. Любовь Хосока к Тэхену очень сильна, как и у Тэхена к Хосоку, и они это оба прекрасно знают. Чувствуют.
Настоящая, по-своему горячая страсть без границ, в которой утопают они оба, словно в море, и никак не желают всплывать на поверхность за желанным глотком воздуха. Потому что этот "глоток" они находят друг в друге.
— Мой милый Тэхен... — шепчет Чон в мокрые от слюны губы парня, делая новый плавный, несильный толчок в его нутро.
Младший губу прикусывает, сдерживая низкий стон, и приоткрывает слипшиеся от слезинок веки, тут же взгляд вверх устремляя: светлые глаза встречаются с хосоковыми зрачками напротив, в которых блики от лампы — единственного источника света в этой темной и жаркой комнате
— сверкали. В них, казалось, в тот момент вся вселенная поместиться сумела, представ перед Тэхёном в таком свете, в таком неповторимом и таком же горячем и светлом, как солнце и звезды, человеке.
— Ты это сказал мне уже раз пятый за сегодняшний вечер, — Хосок тихий смешок издаёт, подушечками пальцев касаясь шеи Кима и слегка поглаживая мягкую кожу на ней.
— Я готов говорить об этом сколько угодно, — говорит Тэхен, руками сильнее обхватывая крепкую шею Чона и скольцовывая тонкие ноги на его пояснице. Хосок в прекрасные светло-карие глаза напротив глядит, в этих тёмных зрачках напротив буквально утопая, не в силах спастись из их плена. Они всё больше затягивают в свою глубину. – Даже если все вдруг обрушится... — Ким делает недолгую паузу, вновь прикрывая глаза. — что бы ни случилось: я всегда буду говорить тебе это.
— Милый, милый Тэхен, — смеётся тихо Хосок, целуя парня в кончик тёплого носа. — И за что ты мне такой драгоценный достался?
Чон обхватывает мягкие две половинки младшего своими ладонями и слегка сжимает их, придвигая тело ещё ближе к себе. Тэхен громко втягивает ртом воздух в лёгкие, чувствуя, как член Хосока только больше прежнего его заполняет: почти по самое основание. Он плотнее прижимает ноги к талии старшего, одной рукой зарываясь в огненного цвета волосы, что были такими мягкими и пушистыми на ощупь.
— И я тебя люблю, мой лучик света. — тихо говорит Хосок, продолжая двигаться в разгоряченном теле своего парня плавно, нежно, без резких движений.
Каждый новый толчок был наполнен настоящей любовью, граничащей с лёгкой страстью, которые старший хотел показать, дать почувствовать Тэхену то, что он чувствует к нему. Хотел, чтобы Ким прочувствовал их полностью.
Телу Тэхена нельзя причинять боль. Это просто невозможно. И если однажды Чон это сделает — он будет корить себя всю свою жизнь: никогда не простит себя, если это произойдёт. С этим телом и душой нужно обращаться по-особенному аккуратно и с трепетом. Они словно хрупкий цветок: цветёт и расцветает постепенно, со временем показывая миру свои красивые бутоны, но если с ними неаккуратно обращаться, без сожалений и боли сжимая в своих грязных ладонях — он погибнет, пропадёт без остатка.
И Хосок не позволит, чтобы это произошло. Никогда.
— Ti amo. Senti il mio amore.
