clin d'œil

ö

В своем убогом пальтишко пробралась сквозь зеркало и мимо металодетектора. Не запищал. Темные кудри последний раз вздернулись, остановилась у зеркала, карие глаза сканировали лицо, в конечном итоге высокая фигура в тканевом оливковом пальто прошла дальше.

Мило, приятно что обходишь меня стороной. Нога на ногу, кожа розоватая от холода покрыта сеткой колготок. С подоконника разглядываю всех как забытая птица в клетке. За что же ты так не любишь животных? Обзор то и дело заслоняют русые волны волос.
Идет курочка. Неужели больше не замечаешь меня? Больше не любишь?
Пушистые темные брови подпрыгнули, рука меня дернула и повела в более закрытую залу. Явно она не довольна ни видом моим ни новой клеткой. Как еще попугаю цветастому привлечь к себе внимание? С кровью выдернуть перья собственным клювом.

Руки сцепила и прижала к стене. Мулатка, смуглянка, дышит горячо и обжигает мне щеки. Не подай виду, не подай взгляду. Защемила меня здесь как подростка. Все это показалось мне грустным в момент. Она, старательно приближаясь. Лицо против света покрылось тенью и казалось более глубоким и грубым. Пустой осенний пейзаж в окне, потрёпанное фортепиано.
Блестит, не может же быть такого... Не слезы это... У нее.
Целует меня, жадно, отрывисто, начиная гореть, но истлевшую сигарету дважды не зажжешь.
Волосы путаются и липнут к лицу. Я стараюсь прижаться как можно сильнее к ней, словно получая через касания последние силы. Прекрасно знаю что на шее и лице останутся сухие следы красной помады.

Звон третьей и четвертой октавы эхом разлился по пустым коридорам с высокими потолками.

Она отодвинулась дав мне место, в сумбуре чувств я не заметила как фортепиано оказалось за мной, пока она не положила меня на него всем телом. Теперь она уйдет. С недавних пор студентам можно играть только после пяти часов вечера, она боится что нас увидят.
Стоит напротив меня, пиджак делает ее строже. Зачем смотрит, почему молчит. Глаза томно оглядывают меня, скоро она пропадет в стенах, а я так и останусь здесь, грустная и заляпаная.
Запускает длинные ногти в волосы, гладит меня по голове и прижимает к груди. Я чувствую ее одеколон, проколы на сосках, руки прижимают ее чтобы она не ушла никуда от меня больше. Последний поцелуй, влажный. Она уходит, по моим щекам катятся слезы. Под удар приходятся ближние клавишы.

Черный берет изломано покосился, щеки в красных следах остывших поцелуев, на шее кровавое месиво, белый воротник в пятнах. Пустые, светлые до помутнения зеленые глаза. Сижу в четырех белых стенах. Под ногами кафель. Из моей кабинки дым струится медленно и плавно вверх. Запах корицы наполняет санузел. Пару затяжек доводят от эйфории до тошноты.

Она сидит за своим рабочим столом, короткие кудри закрывают лицо. Я усаживаюсь на парту перед ее лицом в приступе отчаяния. С ненавистью поднимаются глаза и теряются ловя мой взгляд. Деревянный стол подо мной превращается в большую плоскую лодку, я лежу и не вижу ничего кроме бесконечного синего неба градиентом растянувшемся вокруг меня. Пустота, только прозрачный полый воздух, и в легких тоже словно ни черта. Никакой больше крови, только пустые емкости для безвкусного прозрачного дыма.

Хлопок дверью, щелчок, ветер подхватил мою юбку. Что-то село сбоку, я приподнялась, она сидела за столом и смотрела на меня. Справа стояла кружка кофе с плавающим карандашом. Подо мной шуршали бумаги. Я выпила ее растворимую жижу и захотела выпрыгнуть в окно. Улететь к чертям собачьим. Не задевая городских крыш. Ручка легко повернулась, я вылезла по пояс любуясь розовым закатом. А ведь розовый еще больше кровавый чем красный. Толчок вперед останавливают сильные руки. Они садят меня на стул, дрожат, закрывают окно.

Бывает же, что готов отдать человеку все, собрать ему все сухоцветы мира, подарить солнце, но от тебя он ничего не примет, только не от тебя.
Тогда тебе и от себя становится ничего не нужно.