Орион [ЗАВЕРШЁН]

☆

—Чон! Я ведь просила без выкрутасов!

      Всё, что было на столе художника вмиг оказалось на полу, у ног разгневанной женщины в строгом костюме, которая в руках сминала лист бумаги с иллюстрацией весьма неоднозначной. Казалось, лицо её скоро сольётся с изумрудным пиджаком, что на ней был надет.

      Глаза юноши вспыхнули огнём ответным, и с каждым словом женщины он только разгорался. И наконец, не выдержав внутреннего жара, парень наружу выпустил всё то, что так долго в нём тлело:

— А я просил дать мне нормальную работу, госпожа Чан, я работаю здесь уже третий год и с вашим приходом в издательство не получал стоящих заказов ещё ни разу, лишь иллюстрации к глупым детским книгам. А я способен на большее! Но вы! Вы даже шанса мне не давали проявить себя! Даже крохотной возможности лишали, стараясь продвинуть свою племянницу, которая даже карандаш держит с неуверенностью!

      Глаза госпожи Чан, подведённые яркой подводкой в миг похожи стали на разноцветные щёлки, сузившиеся в возмущении. От обычного художника, подчинённого, чьё имя она даже не пыталась запомнить, совсем не ожидала услышать таких обвинений в адрес свой. Недоумение в перемешку с гневом исказило её голос так, что она сама едва ли узнала его:

—У Сары исключительный талант, в отличие от твоих извращений! , — женщина потрясла перед лицом Чона его же карикатурой, — Да ты здесь держался только из-за жалости, мог бы быть благодарным за возможность заработать на своих сумасшедших иллюстрациях. А если не устраивает, то можешь убираться к чёрту!

—Прекрасно! Я как раз собирался уходить! Не хочу оставаться в месте, где деньги ценят выше искусства!

      Парень подорвался с места, выхватывая рисунок, уже изрядно потрепанный, из рук уже бывшего работодателя и поспешил покинуть помещение, каждый угол которого сейчас вызывал отвращение. Этот кабинет, этот коридор, по которому Чонгук нёсся к выходу, чуть ли не сбивая с ног других работников–всё это настолько бесило, что хотелось побыстрее вырваться из рутины этой на улицу, вздохнуть грудью полной и повалиться на траву, закрыв глаза и дав голове опустеть.

      Чонгук обычный художник-иллюстратор, который еле концы сводит с концами, рисуя иллюстрации лишь к детским книжкам, что стоит почти копейки, а иногда и пол копейки, ведь издатества, которые к молодому художнику обращаются, также не богаты и не масштабны.
      Если вспомнить последний год, у парня давненько небыло заказов стоящих, а если последний раз припомнить, когда ему что-либо заказывали, то выяснить можно, что он сидит без работы уже неделю, так как с характером новой владелицей издатества не сошёлся, в котором три года работал, а вылетел за 3 секунды…
Парень не мог до конца принять этого факта. Первые дни художник приходил на работу всё также, ровно в 8 садился за стол свой, включал компьютер, вводил пароль, но после выпадающей на экран ошибки доступа к нему возвращалась реальность… Реальность в которой он чужой человек в этом помещении. Реальность в которой коллеги смотрят на него как на помешанного. Реальность в которой он проиграл в борьбе за признание. В борьбе, в которой он остался ни с чем… Можно подумать, что Чон и правда рассудка лишился, после своего ухода грандиозного, он возвращался к порогу издательства изо дня в день, сидел до глубокой ночи здесь, пугая коллег неравнодушных своим состоянием и ловя презрительные взгляды остальных, а также ругательства госпожи Чан.
      Но Чонгук совершенно здоров, просто опустел и совершенно не видит, не знает, не представляет жизни без этого издательства. Пусть он его и ненавидел в тот момент каждой клеткой своего тела, но…именно оно его кормило все эти годы, и именно оно смысл давало для существования, неизвестному художнику позволяло творить и радовать кого-то своими работами позволяло…пусть и не многих… Но что сейчас? Сейчас он бесполезен. Ничтожен как тот помятый провокационный рисунок, оставленный в тот день на столе Чан Юны… От сравнения этого Чону хочется рассмеяться, но сил хватает лишь на усмешку, пропитанную тоской… Нет, он не жалел о сказанном начальнице, как не жалел и о том совершенно безобразном рисунке, который разозлил её и повеселил самого парня, но… Мысли в голове не давали покоя: что же теперь будет дальше, этого ли он хотел, сможет ли жить теперь без этого треклятого издательства, есть ли выход? Взявшись за голову, будто в приступе сильной боли, Чонгук тяжело опустился на лавку около издательства. С каждым днём вопросов всё больше становилось, в отличие от ответов на них и это в тупик загоняло.
      Есть ли выход? Чон не знает. Или не хочет узнать? Сегодня он также сидит на бетонном пороге, пустым взглядом провожая прохожих. Он слишком привык к этому месту, чтобы так просто вычеркнуть его из повседневной жизни… Да и пойти ему некуда, только домой, где на каждом шагу он на картины натыкался, побуждающие новую волну тоски, жизнь парня поглотившей. Выход. Художнику уже казалось, что его нет. Нет, как света в непроглядной тьме мыслей человека отчаявшегося и принявшего неизбежную реальность без надежды на спасение из этой рутины. Но неужели всё так плохо? Несомненно, ответил бы безъэмоционально Чон, если бы не был отвлечён от внутреннего диалога с самим собой пришедшим на мобильный сообщением.
      Неизвестный номер и длинное сообщение, словно осветили путь в подземелье, дав надежду вырваться в свет, найти необходимый выход. Вот он. Выход. Свет. Руки художника снова тянутся к спасительному свету, решительно хватаясь за протянутый луч надежды. Глаза вновь становятся живыми, позволяя зародиться новому огню, ещё слабому, но сияющему уверенностью и азартом. Чонгук подрывается с места, желая как можно быстрее оказаться в своей мастерской и приступить к выполнению заказа, который, возможно, перевернёт его жизнь.