чимин влюблен до банального глупо, совсем по девичьи, не скрывая. в местного сердцееда чонгука, безответно правда, от того и больно, слезы рекой, да завистливые взгляды в сторону парня этого самого сердцееда, хоть бери и порчу наводи.
ведь чем тэхен лучше него?
юнги в очередной раз утешая друга, лишь вздыхает горько, собственную боль бережно храня под сердцем. тэхену до чимина как до луны, но он этого разумеется не скажет.
ведь разве его чувства нужны чимину?
вопрос с подвохом, скорее риторический.
когда все зашло не в ту степь он не скажет. да и не шло оно вовсе, скорее кубарем летело вниз от самого сердца по кровеносным сосудам к пяткам вместе с питательными веществами, выбивая почву из-под ног, а вместе с тем и дыхание. от осознания собственного положения хотелось взвыть, под землю провалится, к самому ядру пасть, лишь бы не чувствовать, как при взгляде на брюнета внутри все на атомы распадается, но перед чужими глазами только на колени пасть и получается, все становится таким неважным, этот парень сам того не понимая, медленно, с каждой улыбкой своей в сердце его начинает свои порядки наводить. на разум это особенно изощрённо капает.
разве его чувства нужны чимину?
вопрос по-прежнему риторический. подвох этот острым копьём в горле путь преграждает, не давая от противного кома избавиться, лишь давитдавитдавит. не позволяя без сожаления на друга смотреть. тому-то со своими чувствами бы разобраться.
а чувства-то, также по-прежнему внутри, под самой кожей, капсом по сердцу выведены, крича о глупости своего хозяина, что лишь горько вздыхать и может, в очередной раз выслушивая о мнимой никчёмности парня, снова вдрызг напившегося, тот еле языком шевелит, но все ещё что-то там лепечет о суке-дери-его-черти-по-кругу-тэхене забравшего себе его предел мечтаний, а после вновь начинает пускать сопли на чужую футболку. юнги тоже бы не отказался выпить, ведь кто это из них ещё более никчемен?
на деле это ведь глупости, стоит ли тратить жизнь печени из-за такого-то повода, сколько таких сердцеедов было и будет ещё. да и на чимине свет клином не сошёлся, вот только что-то вроде как да по другому совсем, сердце кричит, что чимин такой один, мол как ты вообще мог такое думать, пока чимин вот самозабвенно блюёт под деревом, выворачивая всего себя наизнанку. только при виде этой картины навряд ли должны ебаные бегемоты плясать внизу живота и мелодия незамысловатая со словами поверх «мотто-мотто запал на тебя» в голову бить по хлеще текилы, которую он перед выходом из бара всё-таки тяпнул, ведь не должны они совсем. юнги кажется, что мотто-мотто вместо мозгов такими темпами вынудит лечь рядом и не сдержаться наконец, поцеловать в наверняка отвратительно пахнущий рот, но пока он лишь все теми же глазами сердечками смотрит, да челку чужую поправляет, когда та спадает на взмокший лоб пьяницы, а тот грузным мешком на сырой после недельного дождя земле растягивается. а когда кажется креститься надо. кошку вот только жаль, она-то не в чем не виновата, а вымывать ей придется себя самостоятельно.
юнги чувствует себя этой кошкой, буквально неся на себе уже отключившегося горемыку и всё-таки дотаскивает его до квартиры. когда-нибудь чонгук за все эти его страдания ответит. но не сейчас, пока чимин умиротворенно без задних ног сопит во все дырки, позволяя рассмотреть себя лучше, вытягивая пухлые губы и жмуря во сне нос. казалось бы мин уже давно выучил все родинки и неровности на его лице, но смотреть почему-то никогда не надоедает. а когда тот закидывает свои конечности на него, прижимаясь в плотную, и хоть он все же действительно отвратительно пахнет перегаром, сердце решает, что это конечная. прости, что без стука, брат, но разбирайся с этим как-нибудь сам. как будто юнги это выдержать под силу.
его чувства по-прежнему никому не нужны.
как бы сильно он не выворачивался и как бы долго не был рядом в нужные моменты.
вопрос с подвохом. риторический.
