Часы на стене бьют шесть вечера. Время ужинать. Дочитываю главу до конца и закрываю фолиант.
- Мисс Грейнджер, я сейчас пойду на кухню и приготовлю еду. Вы можете подождать здесь.
- А с вами можно? - спрашивает она неуверенно. - Мне страшно оставаться одной. Хотя я и понимаю, что это нелепо.
Пожимаю плечами.
- Как хотите. Только там присесть негде.
Она кивает и идет следом за мной. Достаю из холодильника мясо и овощи, ставлю на огонь сковородку и собираюсь резать салат.
- Сэр, я...
Грейнджер едва не краснеет от смущения. Ей что, в туалет приспичило, но она не помнит, где он? Уже собираюсь подсказать, как она продолжает:
- Я помню, что сама просила вас готовить что-нибудь полезное, поменьше мучного и круп, но... Может у вас есть пицца? Или замороженная лазанья?
Ошарашенно смотрю на нее. Нет, она не пытается меня подколоть. Просто просьба.
Она все-таки краснеет:
- Извините. Я не хочу доставлять вам еще больше неудобств. Я просто спросила. Соскучилась по такому, наверное.Выключаю плиту, убираю продукты в холодильник. Пицца так пицца. Я по ней тоже соскучился.
- Я знаю пиццерию на окраине Лондона, куда удобно аппарировать. Так что много времени занять не должно. Вам какую?
- Со шпинатом. А если не будет, то просто с овощами.
- Хорошо.
На улице так же хмуро и промозгло, как было в октябре. Холодно, и от этого легче думается. Что ж, пока что не похоже, чтобы Грейнджер пыталась как-то досадить мне. И в ее теперешнем состоянии есть свои плюсы. Для меня, не для нее. Мне гораздо интереснее читать вслух по-настоящему живому человеку, который как-то реагирует и даже задает вопросы. Осмысленные, надо заметить, вопросы. Да и мои задачи как сиделки упростятся во сто крат. Хотя ей самой будет гораздо тяжелее. Особенно... ладно, об этом пока лучше не думать.
Покупаю пиццу на вынос и аппарирую домой. Грейнджер за это время успела накрыть на стол. Забавно.
Ужинаем молча - я совершенно не представляю, о чем с ней говорить теперь, когда она все слышит и понимает. А потом мы идем гулять и я машинально беру ее под руку. Она не сопротивляется, словно нет ничего более естественного, чем вот так вот идти со мною рядом. А я понимаю, что сделал, только когда мы уже прошли пару кварталов. Отстраняться теперь уже вроде как неудобно. Да и не хочется.