Хлороформ

Часть 6.

Вокруг – чёртова темнота, от которой хоть и спокойно на душе, но спрятаться всё же хочется. Всегда чувствуешь себя уязвимым, когда лишаешься способности видеть. Неприятно осознавать, что кто-то может за тобой открыто наблюдать, следовать по пятам, а ты в этот же момент – ничего не можешь. Незнание съедает изнутри, распространяясь вязким дёгтем по израненной душе, оседая на кровоподтёках и заражая кровь всякой дрянью.

— Ты знаешь, что должна сдохнуть, Ю, — тихий, едва различимый шёпот патокой растекается по поверхности тьмы, в которой девчонка ничего разглядеть не может. Вертит головой из стороны в сторону, словно болванчик, только даже кончика собственного носа разглядеть не удаётся.

— Давай, Ю, убей себя, — смутно знакомый голос становится громче. Теперь кажется, будто невидимый преследователь находится прямо за её спиной. Девушка дергается, руками разгребая густую вязкую темноту, оборачивающуюся лишь пустотой, — ты ведь знаешь, что так всем станет только проще. Родителям, старым друзьям, всем вокруг. Давай! Ну же!

И девушке кажется странным, что в этой кромешной тьме не видно ничего, но блеск металлического лезвия ножа оседает в сознании. Ю точно знает, что нужно делать. В словах невидимого существа есть смысл, словно озвучил что-то, давно зарытое на глубине её потрёпанной почерневшей от сырости слёз души.

Она хватается за рукоять, словно всегда знала, что нож лежит именно здесь, словно всегда кухонный инструмент был в шаговой доступности, а ей – только руку протяни, сразу же достанешь. И все страдания закончатся, словно рукой снимёт всё то, что причиняло дикую боль каждую секунду жалкого существования обычной подстилки богатеньких папиков с туго набитыми кошельками и целым багажом воображения, доверху набитого разного рода жуткими извращениями.

Всего одно движение – жизнь оборвётся, всё придет к нелогичному, но всё же завершению. Лезвием пытается провести по оголённому запястью, только кто-то – теперь осязаемый – наотмашь бьёт по руке, крепко сжимающей нож. От неожиданности, Ю разжимает пальцы, так и не успев себе навредить. Вскрикивает, потирая ушибленную кисть руки.

— Что ты опять удумала, чокнутая сука? — рычит господин Ким, хватая за волосы. Лица его по-прежнему не видно, только ощущения в этой тьме, кажется, в миллион раз ярче. Чужая крепкая ладонь, украшенная тяжёлыми кольцами, опускается на хрупкую щёку, вынуждая вновь вскрикнуть, потому что больно, неприятно, и кожу, кажется, разорвало от контакта с металлом, — заткнись, мразь! — удар в живот выбивает весь воздух из легких. Ю сгибается пополам, открывая рот, чтобы легче было душать.