Одержимость киллера

27

Дверь за ними закрылась.
«Она права», — подумал я.
Сейчас было время убивать.

С двумя большими спортивными сумками я вышел из дома мисс Мария и направился в
сад. На крыльце стоял стол с искусно вырезанной по дереву картиной африканской деревни,
украшенной камнем и замысловато раскрашенной. Я уставился на шедевр. Подобный талант
всегда поражал меня. У меня был талант отнимать вещи — в основном жизни — но не
создавать их. Для создания чего-либо требовались определённые навыки и инструменты,
чего у меня никогда не было. Но, тем не менее, картина произвела на меня впечатление.
«Разве Вале не говорила, что хочет создавать вещи, брат? Разве не говорила, что
хочет стать писателем? Может, однажды ты сможешь ей помочь».
«Не сейчас, Даня», — подумал я.
Отошел от резной картины и вышел на солнечный свет, который согревал ноги.
Свежевыкрашенный деревянный забор, окружавший сад, был около полутора метров
высотой. Я перебросил сумки через забор, затем разбежался и перепрыгнул через него,
приземлившись на корточки. Вот так просто я покинул сад мисс Мария и оказался в своем
заброшенном саду на заднем дворе. Такое сложилось впечатление, будто я переместился из
рая в ад.
Я пробирался через заросли. Сорняки пробились сквозь мощеное крыльцо. Цветы уже
распустились, но совсем не были похожи на ухоженные клумбы в соседских садах. Они были
дикими, выросли как попало, колючие и жесткие. Их шипы были острыми, как иглы, а
стебли — прочными, словно бамбук. Трава доставала мне до голеней, и по дороге к крыльцу
мне казалось, будто что-то ползло по ногам.
Наконец, я добрался до двери.
Пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь грязное стекло, я увидел внутри покрытое пылью
помещение. Дальняя дверь вела в гостиную, которая в ином доме была бы заставлена
красивой мебелью и украшена картинами. Однако здесь стояли всего лишь два деревянных
стула и пластиковый садовый стол, на котором виднелись следы пепла от сигарет отца. Я
был удивлен, что стол до сих пор сохранился. Однажды, будучи в пьяном угаре, отец так
сильно швырнул меня, восьмилетнего, на этот стол, что кости чуть не переломались.
Сразу за ним валялись бесчисленные пустые бутылки из-под виски и накренившиеся
стопки конвертов. Позже, я узнал, что в каждом конверте раньше лежали деньги, которые
отец получал за каждое выполненное им задание. Он тратил наличные на виски и сигареты,
а конверты оставлял на память. Они были разбросаны по всему дому — кучи пустых,
бессмысленных сувениров, бесполезного дерьма, о котором отец заботился больше, чем о
собственной семье.
Я полез в карман и достал ключ от двери. Пришлось приложить немного усилий —
дверью долго не пользовались, но после очередного щелчка она наконец поддалась. Я слегка
толкнул ее правым плечом, и она открылась, врезавшись в башню из картонных коробок.
Коробки повалились и разорвались, а конверты рассыпались на грязный пол.
Я вздохнул, и меня вдруг охватил пронзительный страх… тот самый, который могли
вызвать лишь навязчивые детские воспоминания. На секунду я снова превратился в
беспомощного ребенка: потянулся к конвертам с намерением положить их обратно в коробки и извиниться перед отцом. Я знал, что если не исправлю оплошность сразу, то буду
избит до крови.
— Господи, — пробормотал я и сделал шаг назад.
Я направился к входной двери, мимо кухни, где мама однажды испекла мне торт ко дню
рождения, а Даня испортил тесто для печенья. На столешницах лежало еще больше пустых
бутылок и картонных коробок. Не знаю, почему не убрал их раньше. Возможно, даже сейчас
я испытывал какой-то страх перед ремнем отца, его кулаком, ботинком или любым другим
предметом, которое он счел бы нужным использовать против меня. Я с грохотом бросил
сумки у входной двери и поправил кожаную куртку. Глубоко вздохнул и стряхнул с себя
воспоминания о детстве.
Но несколько минут спустя я обнаружил, что медленным шагом вернулся на кухню и
встал посреди комнаты. Я не шевелился и не мог проронить ни слова. В голове пронеслись
воспоминания о крови, разбрызганной по холодильнику и кухонному полу.
Единственное, что я чувствовал, пялясь на холодильник широко раскрытыми глазами —
это сильную боль во всем теле. Тело начало неметь, и у меня закружилась голова. Казалось,
что по венам побежала ледяная вода, и как бы не хотелось отсюда убежать, я не мог.
Дыхание стало поверхностным. Сердце бешено заколотилось. Я чувствовал, что
находился на грани панической атаки.
«Брат? Я не хотел трогать конверты!», — услышал я крики Дани в своей голове.
У меня участилось дыхание, и прежде, чем я это осознал…
Я резко пришел в себя.
Руки сжались в кулаки, и я взревел от ярости, снова и снова нанося удары по
холодильнику.
— Даня! — закричал я в пустоту. Я подошел к стене рядом с холодильником и
выместил всю боль, гнев и вину, которые были заперты в моем черном сердце, снова и снова
ударяя по стене, пока на костяшках пальцев не появилась кровь. Я сделал шаг назад и
рассеянно уставился на огромные дыры в стене. Я тяжело дышал и хрипел, не в силах
восстановить дыхание. Мой внезапный гнев не отступал, тогда я бросился к пустым
бутылкам из-под виски и картонным коробкам и повалил их на пол. Наклонился, разорвал
бесполезные конверты, и одну за другой швырнул в стену стеклянные бутылки.
В конце концов я, запыхавшийся, рухнул на пол, с разодранных костяшек пальцев
капала кровь. Я сидел посреди кухни на груде окровавленных конвертов и разбитого стекла
и бесконтрольно всхлипывал.
— Прости, брат, — прошептал я.
Десять минут спустя я медленно взял под контроль прерывистое дыхание и поднялся на
ноги. Движения давались с трудом — я ослаб, но меня ждала работа, которую нужно было
выполнить. Я вытер слезы с лица окровавленной ладонью, направился к сумкам у входной
двери и встал так, чтобы, когда она откроется, я был скрыт в тени. Затем достал из заднего
кармана джинсов пистолеты, прижал их к бокам и стал ждать.
Я не мог не подумать о Вале. Такое ощущение, что она проникла мне под кожу,
выискивая места, которые никогда не обнаруживала ни одна женщина. Женщины есть
женщины, не больше и не меньше, но Валя была другой. По какой-то причине, я принял ее
как свою. Раньше я убеждал себя, что это из-за ее сексуальности и охрененной красоты. Но
вдруг это было нечто большее? Что, если я испытывал к ней чувства?
Я обрадовался, услышав шум машины за дверью — это позволило мне отогнать

подобные мысли. Лучше уж иметь дело с вооруженными русскими, чем с собственными
запутанными и сложными эмоциями. С вооруженными русскими все было проще. Я начинал
понимать, что чувства — это нечто иное, чем я думал.
Я услышал смех бандитов прямо за дверью. С их стороны это было непрофессионально.
Продажные убийцы всегда смеялись и шутили перед работой. Они думали, что вести себя
так — круто.
Они постучали в дверь, и та задребезжала.
— Почта, — произнес мужчина на фоне смешков. —
Откройте, пожалуйста. У нас для вас посылка.
Я прислонился к стене и прислушался. Судя по движению снаружи, их было трое. Я
продолжил ждать. Так как знал, что будет дальше.
Через мгновение дверь распахнулась, словно от ураганного ветра, качнулась назад и
практически прижала меня к стене. Я выставил кулак, и дверь ударила по нему. Я
поморщился — раны на костяшках снова открылись.
Первый вошедший "русский" был одет в рубашку с закатанными рукавами, из-под
которых виднелись "русские" тюремные татуировки. Если ты в своей жизни видел много
подобных татуировок, то все они становятся одинаковыми. Волосы его были
короткими и выкрашены в светлый цвет.
Второй вошедший был выше первого, но всего на пару дюймов. Он был одет в красную
футболку и шорты-карго; его ноги и руки были покрыты такими же татуировками. Однако
еще я заметил слово «Смерть», набитое на затылке мужчины.
Третий мужчина был невысокого роста и очень полный. На нем была белая майка,
гордо демонстрирующая его пухлые руки и обвисший живот. У него тоже были татуировки
на русском, но половина из них спряталась под огромными складками жира.
Несмотря на различия во внешности, у них было одно сходство: бандиты были с
оружием, даже если пистолет толстяка выглядел крошечной игрушкой в его руке.
Я подождал, пока они пройдут дальше по коридору, а затем сделал шаг вперед. Я
прицелился одним пистолетом в затылок русскому блондину, а другим — в "русского" с
татуировкой «Смерть». И нажал на оба спусковых крючка одновременно. Кровь брызнула на
стены, а мужчины упали на пол, словно дохлые мухи.
Прежде чем я успел обернуться, третий "русский" ударил меня прикладом дробовика по
голове. Я упал на пол рядом с двумя бандитами, которых только что убил.

Внимание! Данная глава содержит жестокие сцены насилия. Не рекомендуется к
прочтению людям с неустойчивой психикой.
— Гребаный Егор Кораблин, — усмехнулся толстый "русский" в белой майке и покачал
головой.
Со стоном придя в сознание, я пошевелился и медленно открыл глаза.
— Человек-легенда. Шип, да? Совершил триста убийств, работая на семью Бьянки.
Очень впечатляюще.
— Валя, — пробубнил я, быстро моргая, чтобы избавиться от тумана в глазах. Комната
кружилась, а по затылку словно кто-то стучал молотком.
"Русский" ухмыльнулся и перешагнул через лужу крови на полу, исчезнув из моего поля
зрения.

О боже дальше всё интересно
❤️🙂