Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Дни и ночи часовые
Стерегут мое окно.
Как хотите, стерегите,
Я и так не убегу.
Мне и хочется на волю,
Цепь порвать я не могу.
Тишина хлестает её щёки, как опальным мечом, режет глаза прекрасная ночная мгла. В столь безлюдном месте как сейчас она ещё не была. Сквозь дымку сна просачиваются картины городского пейзажа. На улице Садовой, по которой она шла, было удивительно светло, пока луна скрывала свои тени, свет лил от фонаря. На его лампе покоились две старые, давно озябшие от ветра мухи. Сквозь стекла их тельца мягким светом просачивались на холодные руки Златы Марковны Бегл'ой. Подставив своё худое бледное лицо под старые лучи искусственного Солнца, она не могла даже представить, что этот маленький островок света будет последним в её жизни.
Где меркнет дневной свет, пускаются в пляс тени, охваченные новой жертвой, они преследуют её. Сквозь тишину проталкиваются звуки. Он ждал её, преследовал, боролся с тошнотой от надвигающегося света, но ждал. Стоя возле заброшенного здания, Город пел ей свои надрывные колыбельные, ночные сказки о своей жизни. На последней ноте он затих, но ненадолго, лишь новая струна рыданий, пронзала её след. Злата Марковна уже была в пути. Случайный, будто извиняющийся прохожий, бредший по дороге, встретился ей. Похожий больше на бродягу, чем на жильца дома №43 из которого он вышел, озираясь по сторонам. Он догоняет её, охваченная животным порывом, она бросается в открытую дверь дома.
- Горько! Горько! - молодые люди в подъезде чуть было не сбили её с ног, когда она услышала,- «Пока смерть не разлучит вас», - это показалось ей даже забавным. Ну что ж по крайней мере, она не одна и может переждать здесь неприятелей. Жаль, что в эту ночь ей подкинули врагов, жребий брошен, час пробил издали двенадцать. Под крики животных, она, как птица бросилась вниз по лестнице; жалобно треща преследователи гнались за ней. Она обнаружила открытую дверь, за которой её уже ожидала Дама.
«Я всю ночь ждала тебя. Я так долго просыпалась ото сна, что потеряла уже и себя. Я знала, что узнаю тебя. Ну что ж стыдись теперь», - эти странные надписи покоились на стене сырого подъезда, он как больной корчился от боли из-за густых срезов красок. Но эта надпись была свежая, как будто только что написанная.
