Прости меня, Коль

Промозглый  холод и страх безысходности пронзили парня. Он прижался к холодной кирпичной стене, тихо всхлипывая
—Может не надо, Дос-кун?—робко спросил Николай,  вздрагивая и поджимая губу, глядя на то, как раздражённый Фёдор быстрым шагом подходит к нему и резко даёт пощёчину.—Нет...пожалуйста, не трогай меня! Я больше не буду, клянусь. Я больше никогда не ослушаюсь тебя и не посмею даже думать о том, чтобы сбежать...–он закрыл лицо руками, стараясь уклониться от новых ударов, что было безуспешно.
—Нет, Коль. Ты был предупреждён, что при таком поведении тебя будет ждать наказание. Очень жестокое наказание.–Достоевский тихо усмехнулся, прижимая Гоголя вплотную к стене и глядя прямо в глаза парня.—А я, в отличии от некоторых, свои обещания выполняю...так что умей достойно ответить за свои поступки. Давай, вставай прямо, пока я не разозлился ещё сильнее. –Он рассмеялся, коленом сильно пнув Николая в живот, а после с наслаждением наблюдая за тем, как тот скорчился от боли и опустился на пол.–Что же ты? Совсем меня не слушаешь. Ну хорошо, я понял.–Фёдор довольно улыбнулся, поднимая Николая за волосы и разворачивая его к себе спиной, резко стягивая с парня длинную футболку, зубами же вцепившись в его шею, прокусив бледную кожу до крови.
–Нет...Федь, мне правда очень больно. Пожалуйста...перестань.–Жалобно прошептал Гоголь, а из его глаз тонким ручьём потекли слёзы. Он прикрыл глаза и попытался резко вырваться из рук мужчины, но вдруг почувствовал ещё более сильную боль. Николай стиснул зубы, чтобы не закричать. Обернувшись через плечо, он заметил, что в руках Достоевского его собственный ремень с толстой железной бляшкой, от удара которым видимо и возникла эта адская боль.
—Я же сказал. Стой прямо и не смей вырываться. Тебе разве ещё что-то непонятно?–он недовольно закатил глаза, вновь резко ударяя по спине Гоголя, на что тот лишь болезненно застонал, опираясь на стенку и стараясь хоть как-то удержаться на ногах.
Постепенно боль от ударов начала притупляться, как и все ощущения в целом. Николай лишь тихо всхлипывал, уже даже не пытаясь сопротивляться или как либо убежать от своей неизбежной участи. Парень только мысленно молил Бога о том , чтобы всё это быстрее закончилось, чтобы он уже наконец оказался на свободе, либо же просто погиб во время одного из таких «наказаний». Да что уж там... Гоголь был бы благодарен даже за то, чтобы сейчас просто потерять сознание, лишь бы эти мучения больше не продолжались.
Но увы... ничего из этого не случалось. Он всё ещё прекрасно видел, слышал, а главное —  чувствовал. Боль может и стала менее ощутимой, но терпеть всё равно было крайне сложно.
—Посмотри-ка, ты еле стоишь на ногах...такой слабый и беспомощный. —Фёдор вновь усмехнулся, закусив губу, резко прижимаясь пахом к ягодицам парня через ткань..—Знаешь, Коль... меня так возбуждает эта картина.—Прошептал он на ухо Гоголя, резко стягивая с него шорты и боксеры, бросая эти совершенно ненужные на его взгляд вещи  куда то в дальний угол комнаты .
До Николая слова Достоевского доходили с трудом и не сразу. Да и  парню было уже в сущности всё равно, что с ним будут делать. Он лишь сжался, упираясь лбом в стену и тихо хныкая.
—Федь...–Гоголь с трудом развернулся, опираясь на плечи Достоевского и умоляюще глядя в его глаза.–Успокойся пожалуйста...я прошу, только не делай мне больно.
Фёдор лишь рассмеялся, резко сжимая сосок парня. Он приблизился к его лицу, жадно целуя Николая в губы. Гоголь ответил на поцелуй, переплетая его язык со своим и чуть прикрывая глаза.
—Тебе ведь самому нравится всё это, извращенец.—прошептал Достоевский, сильно прикусив губу парня и почувствовав на языке металлический привкус крови. Продолжая ласкать грудь Николая, вторую руку мужчина опустил на его пах.—Ты уже так возбуждён, а ведь я ещё толком даже не начал.
Николай уткнулся холодным носом в шею Достоевского, стараясь успокоить сильную дрожь во всём своём теле. Он совершенно не понимал, откуда среди чувств боли, страха и безысходности взяться  возбуждению.
—Дос-кун, прошу тебя...сделай с этим что-нибудь.—он потёрся пахом об руку Фёдора, тихо простонав от удовольствия.
Достоевский рассмеялся.
—Вознаграждение сначала нужно заслужить. Слышал о таком? А твоё поведения вообще то оставляет желать лучшего.—Мужчина убрал руку от чужого паха, вновь замахнувшись на Николая и дав ему сильную пощёчину, след от которой заметно краснел на бледной коже. Второй рукой он ещё сильнее надавил на сосок Гоголя. Тот же поморщился, неосознанно сжимая плечи Достоевского ещё крепче и громко простонав.
—Пожалуйста...перестань.—Проговорил Николай, умоляюще глядя на мужчину.–Перестань меня мучать, Федь. Я правда больше не вынесу.
Фёдор лишь демонстративно закатил глаза, раздражённо глядя на Гоголя.
—Ты плохо меня услышал?—он усмехнулся.—Хотя...как скажешь, Коль.—Достоевский резко развернул парня спиной к стене, стягивая с себя брюки и боксеры, что повторили участь одежды Николая и были брошены в неизвестном направлении.—Но учти...ты сам на это напросился.—Потеревшись возбуждённым членом о сжатое колечко мышц, он резко вошёл, издав протяжный вздох и сразу же начиная двигаться грубыми толчками.
—Дос-кун...—Гоголь застонал от боли, вжимаясь в стену ещё сильнее. Из глаз вновь пошли слёзы, а всё тело задролжало.
—Чёрт. В тебе так узко.—Проговорил Фёдор, ускоряя темп, будто совсем не замечая состояние Николая.—Но ты же сам попросил сделать всё быстрей, а я просто выполняю твоё желание, Коль.—Мужчина резко сжал плечо Гоголя, будто случайно проводя ногтями по тем местам, где остались красные следы от ударов ремнём и оставляя за собой глубокие ранки, из которых тонкой струёй начинала сочиться кровь.
Николай обернулся на него через плечо, корчась от боли и стараясь не закричать.
—Федь...мне больно. Мне очень больно.—Только и смог проговорить он дрожащим голосом, прикрыв глаза и тихо всхлипывая.
—Заткнись.—Прорычал Достоевский, уже буквально вдалбливая парня в эту твёрдую холодную стену, продолжая безжалостно царапать его спину, второй же рукой крепко прижав Николая к себе. Тот же лишь протяжено застонал то ли от боли, то ли от удовольствия, а возможно от всего сразу.
—Дос-кун... кажется я сейчас...—сладкая судорога свела живот Гоголя. С громким стоном он кончил, попадая на свой живот.
Чувствуя, что близок к разрядке, Достоевский стал двигаться ещё быстрее и грубей.
—Ты ахуенен...—проговорил он, изливаясь прямо внутрь парня. Развернув Николая к себе, Фёдор поцеловал его в губы, но уже не так...этот поцелуй был нежный, не такой жадный и требовательный.
—Федь...прости. Я правда больше не могу.—Тихо проговорил Гоголь, отстраняясь от губ Достоевского и опираясь на его плечи, чтобы удержаться на ногах.—Мне плохо...—он уткнулся в чужую грудь, стараясь успокоиться, но из глаз всё так же текли слёзы, а тело не покидала адская боль.
Достоевский оглядел Николая и тяжело вздохнул. На Гоголя было страшно смотреть. Всё его  тело было в глубоких ранках и ссадинах, голос звучал тихо и безжизненно, а в глазах можно было прочитать бесчисленное количество боли и страха. Похоже, он наконец то осознал свою ошибку. 
—Ну...тихо. Да, признаю. Я переборщил... всё, успокойся.—Он поцеловал парня в макушку, аккуратно поднимая его на руки.—Прости меня, Коль.

—Прости меня, Коль...—всё повторял мужчина, прижимая к себе окровавленное тело умершего Гоголя. Он давно сошёл с ума, видя в уже разлагающемся трупе своего возлюбленного, представляя, что он всё ещё жив. Фёдор слышал его голос каждые день и ночь, он видел...видел, что Николай жив и что он прямо сейчас тихо плачет, уткнувшись в грудь мужчины.
Со смерти Гоголя прошло уже несколько месяцев, но Достоевский продолжал думать, что это всё ещё живой человек. Наверно он до конца жизни останется для Фёдора единственным другом и собеседником, грушей для битья и секс игрушкой, с которой можно делать всё что только вздумается.
Достоевский прижимал тело всё крепче к себе, взяв руку Николая.
—Такая холодная. Наверно замёрз... давай я согрею.—Тихо прошептал он, поднося пальцы окостеневшей кисти к губам, покрывая руку нежными поцелуями.—Ты же простишь меня? Да, Коль?
Послышался тихий смешок.
—Не переживай, Дос-кун...я готов простить тебе всё. Даже собственную смерть.