Insensitive

Ты сделан из звёзд, но и звёзды гаснут

Течка Юнги заканчивается на шестой день. Все эти дни и ночи омега не выпускал их своих объятий Чонгука, позволял страсти делать то, что рассудок позже посчитает бесстыдством. Не привыкшим к стонам слугам приходилось прятать голову под подушку и накрываться одеялом, чтобы хоть как-то заглушить пошлые, непристойные звуки.

Но Юнги было все равно. Он отдал себя всего без остатка, извивался под альфой, в приятной истоме выгибая поясницу. Мокрые тела сплетались в одно целое, а движения делались в унисон. Со временем грубый секс перешёл в нежные ласки. Акира брал все на себя, велев омеге послушно расслабиться. Каждое движение языка как кистью по пергаменту: Чонгук рисовал по всему телу, оставлял мокрые поцелуи, игрался с сосками и, медленно толкаясь в него, ловил приятные хрипы с мычанием. Шлепки действовали на Юнги будто красный на быка, он пытался вырваться, свернуть спокойный секс на дикий, но альфе удавалось каким-то образом усыплять истерзанного его же губами парня.

На шестое утро Юнги открывает глаза ближе к полудню. Он лежит на спине пару секунд, даёт себе время собраться с силами, потому что конечности не дают покоя, ноют, поясница ломит, а задница, которую Акира из рук не выпускал, болит такой болью, словно Юнги вертелся на гвозде. Парень поворачивает легонько шею вбок и сам себе хмыкает. Просыпаться без Чонгука грустно, его отсутствие портит настроение с утра, ведь омега привык к ранним поцелуям и шёпоту «просыпайся, Сакура». Щеки Юнги полыхают от приятных воспоминаний, он присаживается на постели и ахает, когда в комнату врываются без стука.

— Ой, простите, господин. Мы думали, вы спите, не хотели шуметь, - омеги топчутся у входа, не смея глядеть Мину в глаза.

Шатен поздно вспоминает, что голый, быстро кутается в простынь и чешет макушку, сонно зевая.

— Где Чонгук?

— Господин уехал на работу.

«Даже записку не оставил», - буркает в уме омега и спрашивает, где можно принять душ. Слуги, выполняя указы хозяина дома, провожают парня в ванную и настаивают на том, чтобы ему помочь, но поражённый здешними порядками Юнги выгоняет народ и рявкает, что сам может умыться.

— Удивительно! А Акире вы тоже помогаете ванну принять? - спрашивает напоследок удаляющегося омегу Мин, уже лишь от одной подобной мысли приходя в негодование.