Если я - часть твоей Судьбы, когда-нибудь ты вернёшься ко мне.
В мире больше нет людей, остались только ликаны. Они научились жить по новым правилам, более жестоким. Больше нет искренней любви. Нет искренней дружбы. Лишь традиции и правила предков.
...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Лазарет, к которому подходили Оливия и Коул, представлял собой большое многоуровневое здание, строгое и серое. Одно крыло было двухэтажным, другое – трёх. Перед лазаретом располагалась подъездная зона, на которой выстроились несколько повозок. Вход представлял собой широкую лестницу из каменных плит. Вверху, когда они миновали все ступени, а их было больше сотни, их ждала приоткрытая четырёхметровая в высоту дверь.
Размахом лазарета омега была удивлена, ведь её мама, врачеватель, работает в скромном здании на окраине Поселения. Это же, в которое она вошла, могло принять всех больных нескольких Поселений. Их встретила стража. Два ликана.
- Верховный, - они синхронно приветствуют его незнакомым жестом: сжатый кулак правой руки сначала поднимают у лица, а затем прикладывают в груди слева, - Приветствуем.
- Приветствую. В какой палате находится Кайл?
- В восточном крыле, на втором этаже.
- Кто сегодня занимался наказаниями на главной помощи?
Вопрос ставит их врасплох, глаза перемещаются с альфы на омегу, которая стоит позади Коула. Затем они переглядываются, немо задавая вопросы друг другу.
- Сложный вопрос? – немного грубо спрашивает альфа, - Свободны.
Они снова повторяют свой жест, который ещё больше подстёгивает стремление Оливии узнать, что это значит.
- Почему они делают так? – как только они двинулись по коридору к ещё одной лестнице, Оливия поравнялась с Коулом. Они шли рядом, иногда касаясь плечами.
- Как так? – непонимающе спрашивает и до сих пор не смотрит на омегу, будто бы обиженный, будто бы недовольный.
Девушка повторяет это движение, которое Коул улавливает боковым зрением, продолжая всё также игнорировать её. Холодный и отстранённый, от чего Оливия чувствует себя не в своей тарелке. Будто бы он играет её чувствами, зная, какое, итак, чувство вины она испытывает.
