Прости.

.

- Прости. Мне жаль, что так вышло.
-Неужели кто-то наконец поделился с тобой совестью?
- Совесть - не эмоция. К ней я невосприимчив.

*****

Жизнь - достаточно интересная штука. Интересная настолько же, насколько она несправедлива. Все так говорят. И большинство в это свято верит, ведь человек - существо довольно эгоистичное и завистливое. Если у кого-то есть что-то лучше, чем у тебя самого, ты тоже начинаешь желать, уверяя себя в том, что это все из-за вселенской несправедливости, ты самый бедный, несчастный, но честный человек, а остальные - циники и лгуны, которым досталось все слишком легко. Поэтому то, что есть у них, это незаслуженные богатства, их нужно отобрать. И, желательно, отдать тебе. Понятное дело, об этом желании прямо мало кто скажет - совесть, мораль, нравственность и всё такое, да. Но желание это есть, и пусть неявное, оно таится в душе практически каждого из нас, проявляясь в той или иной степени, но непременно проявляясь. Такова наша истинная природа, от нее невозможно убежать, спрятаться или отказаться.

Но не будем сильно углубляться в философию человеческих пороков, вернёмся к несправедливости. Не обошла она стороной и меня самого, что уж тут скрывать. Даже не просто "не обошла стороной" - слилась со мной, став единым целым, шагая по узкой и хрупкой тропинке под названием "жизнь". Если бы я мог, я, наверное, сильно негодовал, грустил или злился. А может быть наоборот, радовался этому? Но, увы, я не могу. Не могу, потому что с самого моего первого мгновения я не испытываю никаких эмоций.

Абсолютно.

Никаких.

Эмоций.


Звучит абсурдно, знаю. Я и сам этого сначала не понимал, не осознавал, что, в принципе, неудивительно - я был маленьким ребенком, растущим в таких же условиях, что и все дети. И, пока я этого не понимал, все остальные поражались. Всем было очень любопытно, как так? Человек без эмоций. Возможно ли вообще, не шутка ли? Но нет, не шутка. И, пока рос интерес окружения ко мне, росла и моя уверенность в том, что я "неправильный". Дефектный. Знаете, было бы странно, на самом деле, если бы такого ощущения не возникало. Люди постоянно крутились, вертелись, обсуждали, осуждали, смеялись, боялись - делали всё то, чего мне не дано было понять. Я правда не понимал, почему люди смеются, как у них удается плакать и почему зрачки резко сужаются, когда человек говорит "мне страшно". Что это такое? Почему это делают все, кроме меня?

Я пытался стать похожим на всех. Учился смеяться, плакать, удивляться, дрожать. Но...

Не выходило.

Было слишком наигранно. Неискренне. Неумело и нелепо. Сложно было понять, когда стоит усмехнуться или расстроиться. Какие слова подобрать, чтобы подбодрить человека, утешить его, а может наоборот, остудить пыл.

Что именно ощущал мальчик, с которым мы учились вместе в начальных классах, когда его задирали "друзья"? Мы не особо контактировали с ним, однако он, вроде, не был задирой, заучкой или кем-то таким. Однако, выбрал себе странную компанию - их общение строилось на чем-то, вроде оскорблений, подколок. И все это было лишь в одну сторону, по отношению к одному лишь парнишке. Странно.

Что чувствовал ребенок, сидевший на плечах своего отца и державший маму за руку? Он активно болтал ногами, дёргая папу за достаточно густую, для мужчины, шевелюру, и дергал он, казалось, достаточно сильно. Маленькая детская ручка, свободная от волос, крепко сжимала указательный палец мамы. Эта женщина шла рядом с высоко поднятой рукой, ведь ребенок игрался, жестикулировал, а палец не отпускал. Но она даже не пыталась вырваться, а улыбалась и так же шла рядом.

А что было в голове у старика и его жены, когда они медленно, неспеша прогуливались вдоль набережной? Он был в потрёпанном сером костюмчике и почти такого же цвета шерстяном берете, знаете, с такой кнопочкой на макушке, и в руках у него была деревянная трость, с множеством царапин и пятен. Дедушка рассказывал анекдоты, известные уже даже ребенку, да и вечно прерывался, хохоча от своих же шуток, придуманных во время пересказа анекдотов. А она смотрела на него, улыбаясь и смеясь, и придерживала мужа под локоть. Ее смех чем-то был похож на мой - такой же искусственный, только более... Старческий. Зачем она смеялась?

Люди...Странные существа. Мы можем говорить, ходить на двух ногах, видеть разные цвета. Наш организм способен преобразовывать механические колебания, звук, в нервный импульс, воспринимаемый мозгом как что-то конкретное, осознанное. Человек способен мыслить, воображать и совершенствоваться, развиваться, изобретая и изучая что-то новое каждый день. Что-то, что мы делаем каждый день, ранее считалось бредом сумасшедшего. Поразительно, правда? Вернуться к эмоциям, тоже странная штука.


В третьем классе у меня появилась подруга. Не подружка, а именно "подруга". Этой девочке, перешедшей в нашу школу по причине переезда, почему-то был интересен только я один. Да, она общалась с одноклассницами, сетовала на мальчиков, дергавших ее за косички, но со мной ей было интереснее, и лучше - это ее слова. Она всегда говорила на какие-то умные, возвышенные темы, ну, для восьмилетнего ребенка, естественно. И это было... Нескучно? Наверное, сюда подходит именно это. Сильного интереса не было как такового, но я ее понимал. Понимал, что́ она говорит и почему она это говорит. Она никогда не использовала в аргументах чувства и эмоции, ведь она знала о моей особенности. И так, мы общались достаточно долго, перешли в одну среднюю школу. В этот момент ей пришла в голову идея о том, чтобы научить меня понимать чувства других. Честно, сперва я отнёсся к этому очень, очень скептически, будто до нее никто не пытался этого сделать. Но она умоляла меня попробовать, и я согласился. На удивление, у моей подруги выходило всё довольно недурно - каким-то чудом она подбирала четкие слова, чтобы описать ту или иную эмоцию, чем она вызвана.

- Видишь, он улыбается и смеется?
- Вижу. Смех без причины, признак дурачины?
- Почему же без причины? С причиной. Только это не радость, это начало истерики. Страх.
- Что?
- Безысходность. Страх. Перенапряжение. В итоге истерика. Это сейчас он смеётся и улыбается, а через минуту закричит от боли. Моральной, естественно.
- Почему?
- Мы в онкодиспансере. Ему скорее всего только что сообщили, что опухоль не поддается лечению, или не сработала терапия. Человек не хочет в это верить. Человек боится, боится смерти, ведь все хотят жить. Его мозг порождает много разных мыслей, сюжетов, картинок, где одна страшнее другой. Организм перегружается, и, чтобы хоть как-то снять напряжение нервной системы, появляется смех. Своеобразная защитная реакция. Чем громче смех, тем хуже состояние. Просто, потом этот смех может смениться более, скажем так, классическими эмоциями - слезы, всхлипы, апатия. Ну, и всё в таком духе.



Мы побывали во многих местах, где, по ее мнению, можно было наблюдать за людскими эмоциями "в полной красе", и онкодиспансер (там лежала ее мать, поэтому попасть туда не составило труда) - лишь одно из таких заведений. Кладбище, дворец бракосочетаний, двор роддома, концерты известных исполнителей - всё было словно огромная исследовательская работа, я был студентом, а моя подруга - научным руководителем. Вскоре мы вышли на новый уровень, как учёный, закончив изучение теории, берется за практику.


Это было поистине гениальное изобретение. Наше с ней детище, продукт огромных амбиций, желания и интереса одной и потребности в этом другого. Так и появилась моя "коробка". По сути, это и было коробкой из металла, с крышкой на петлях и небольшим замком на задвижке. Но ее способность - это нечто. В это коробку можно отдать эмоцию, абсолютно любую, какую только пожелаешь. Радость, печаль, тоска, веселье - без разницы, достаточно только пожелать. И, так как это моя́ коробка, эмоцию, в ней хранящуюся, я могу испытать. Попробовать, понять, каково это. Естественно, есть парочка оговорок - отдав эмоцию, человек отдает ее полностью, и, чтобы восстановить ее, придется сильно постараться (например, нужно какое-то яркое событие, вызывающее это чувство, чтоб оно вновь появилось в сердце, и все стало как прежде), и я, получив эмоции в коробку, не могу их выкинуть. Либо принимаю себе, либо забиваю место в коробке, но она, к сожалению, не бездонная.

С появлением коробки я начал новую, во всех смыслах, жизнь. Словно заново родился. Я представил эту коробку людям и именно этот момент стал начальной точкой отсчёта.

Первой моей эмоцией стала печаль. Её мне пожертвовала какая-то женщина, лет сорока на вид. Она стала первой, кто положил что-то в коробку, и я незамедлительно принял ее подарок. Принял, и понял, что же на самом деле означает выражение "тягостно на душе". Будто у тебя есть что-то внутри, в груди, и к этому "что-то" привязали ниточки, и на их концы подвесили груз. "Что-то" сжимается, тянет, а ты сделать ничего не можешь. Нет никакого желания контактировать с другими людьми, хочется закрыться в темной комнате на три замка, чтобы точно никто не зашёл, и остаться там навечно. Глаза словно тускнеют, взгляд теряет свою твердость и "огонек".

Вслед за печалью пришла зависть.


Апатия.


Раздражение.


Гнев.


Любопытство.


Тоска.


Жалость.


Мучения невзаимной любви. Пожалуй, самое интересное, что было, потому что это чувство многогранно, оно включает в себя много разных эмоций, и именно тут я ощутил хоть и совсем крохотную, но надежду. Надежду на что-то хорошее. На мгновение это показалось приятным. Жаль, что лишь на мгновение.


И так я жил на протяжении нескольких лет. Каждый день, открывая коробку, я не видел ничего кроме негативных эмоций. И все равно доставал их из коробки, освобождая место. Видимо, сработала та самая капля надежды. Только вот, изо дня в день ничего не менялось, те же самые тоска, муки совести, алчность, и всё что может быть в этом духе.

Моя подруга грустила, видя эту картину. Но, не знаю, была ее печаль связана со мной, или же с невозможностью посмотреть, как положительные эмоции, полученные через коробку, влияют на меня. Дружба или эксперимент? Как-то я спросил ее об этом, и... Мне не ответили. Видимо, в тот момент я должен был достать из коробки грусть и разочарование. Однако, через какое-то время она снова пришла ко мне. Мы, как обычно, сели за небольшой кухонный стол, разлили мятный (ее любимый) чай по кружкам, достали овсяное печенье. Включили тихий джаз. Она ритмично постукивала ногтем указательного пальца по столу. Взгляд, цепкий и прищуренный, был устремлён прямо на меня.

Она явно что-то задумала, просто я не мог понять что. Она всегда щурила глаза и слегка закусывала губу перед тем как сказать что-то важное, серьезное. Так и сейчас, я смотрел на нее в ожидании. В очень долгом ожидании. Чай давно уже успел остыть, новая упаковка печенья даже открыта не была, лишь я, она, и лёгкий джаз на фоне. Внезапно она встала, задев локтем стол, и вышла из кухни, и также внезапно вернулась. Вернулась, держа в руках коробку. Молча открыла ее, смотря на меня. Я смотрел на ее руки. Они дрожали. Либо волнение, либо страх. Или и то и другое. Она глубоко вдохнула и резко выдохнула, обтерла намокшие ладошки о полотенце, висящее на стуле, и.... Положила в коробку радость. Всю радость, которая у нее была, она отдала мне. На протяжении нескольких месяцев она копила это чувство, чтобы радость получилась самой светлой, яркой и чистой. Я смотрел то на нее, то на коробку. Зачем?..

- Глупый вопрос. - она улыбнулась той улыбкой, которую сама же окрестила неискренней, вымученной. - Ты не эксперимент. Ты друг.



Кто же знал, чем это в итоге обернется.


Радость - поистине неописуемое чувство. Вряд ли я смогу это описать в полной мере. Это как яркий, теплый, мягкий луч света, пробившийся в холодную сырую темницу.
Как быстродействующее лекарство, спасающее от вечной тянущей боли.
Как вино, опьяняющее с первых глотков. Как отпуск на море после года работы без выходных.
Как долгожданный сон на мягкой кровати с теплым одеялом, о котором мечтает измученный студент во время сессии.
Как максимальный бвл за сложный экзамен, к которому даже не готовился. Как встреча с любимым после долгой, очень долгой разлуки.
Как первые шаги ребенка.
Как что-то, в чем хочется остаться навсегда.

Я впервые заплакал от счастья. До этого слезы были лишь последствием ужасной душевной боли и отчаяния, но сегодня, сейчас, это переизбыток только положительных эмоций. Кроме радости подруга отдала чуточку любви. Дружеской, доверительной и приятной любви, от которой не хочется бежать и прятаться. Я убедился в том, что она не соврала, говоря про дружбу. Счастье, радость, любовь - мне эти эмоции показались намного ярче всех негативных, испытываемых мною ранее, вместе взятых. Я пел, я улыбался, я смеялся над всем, что видел, шутил, открывал свою душу - появилось желание рассказать о своей удаче всему живому на этой планете! Ловил каждое мгновение, словно спасительный глоток воздуха. Я пытался запомнить и прожить всё настолько, насколько это возможно и невозможно. Старался запечатлеть в памяти каждую секунду. Ведь, все хорошее, как в принципе, и всё на свете, заканчивается, просто намного быстрее. Так и счастье мое закончилось, словно и не успев начаться. И снова я вернулся к тому, с чем жил всю свою жизнь - безразличие. И набор разных грустинок в коробке....


С тех пор я ни на секунду не мог перестать думать о радости. Каждая апатия, каждая печаль, абсолютно все эмоции были привязаны к тоске по тому чудесному, лёгкому, приятному. Я мучился, засыпая и просыпаясь с одной и той же мыслью, это словно наваждение, нет возможности концентрироваться на чем-то другом. В моменты полного отчаяния (не моего личного конечно, заимствованного) я бил кулаками о пол, стены, шкафы, моля Бога о том, чтобы забыть все, что было. Выкинуть из головы, спрятать далеко-далеко и повесть замок, чтобы это никогда не вернулось. Все те воспоминания не вернулись. Уже сотню раз я пожалел о том решении, и сотню раз успел проклясть тот день, час, и подругу, за ее глупую идею. С того дня мы с ней не виделись.

Прошло много времени, а я все так же не мог спать ночами, есть, работать. Даже привычное мне безэмоционально состояние было не таким, как раньше. Будто бы спичка, сгоревшая до тла. Открыв коробку однажды, я нашел там алчность . Огромную, пугающую алчность - страшно даже подумать, кем является ее бывший хозяин. Она словно пылала ярким огнем, казалось, что просто посмотрев на это можно обжечься, хоть это было и не совсем так. По ощущениям... Да, пламя внутри распирает, однако ты не обжигаешься - есть только одно единственное желание "обжечь других" для удовлетворения своих потребностей. А у меня, как известно, потребность была лишь одна. В моей голове довольно быстро созрел некий план, и, наверное, я бы смог понять всю его абсурдность и оценить это более трезво, если бы не эмоции во мне. Поэтому я наплевал на всё и на всех, отправился туда, где меня не ждут, и шел так, как не шел бы ни один адекватный человек - шаг, или скорее бег, напоминал больше звериную походку, когда хищник, обезумевший от голода, чувствует запах жертвы. Он еле уловим, но он есть, а значит совсем скоро представится возможность впиться в свежую плоть, почувствовать во рту характерный металлический вкус крови, и встряхивать головой, разрывая мясо на части. Ноги сами несли меня куда-то, а я, ослеплённый желанием, даже не замечал, куда направляюсь. Квартал сменял квартал, закоулки и узкие дорожки между домами мелькали перед глазами, словно кадры на пленке - много, много, много, но оно все чёрно-белое, серое, неважное. Нет ощущения времени, нет ощущения усталости, нет ничего, кроме пульсации в голове. И смеха. Тоненького, писклявого, пьяного смеха. Все в одно мгновение остановилось, я оглянулся по сторонам. За поворотом, в темном угле около дома обжималась парочка - девушка заливисто смеялась, играясь со своими блондинистыми волосами. Парень же тихо, неразборчиво что-то говорил, медленно опуская руки с ее поясницы на ее бедра, запускал пальцы под юбку.

Первым меня увидела девушка. Она негромко ойкнула, перестав хохотать. Тогда обернулся и ее ухажёр. Несколько секунд мы просто стояли, молча смотря друг на друга. Потом парень что-то крикнул мне, я, если честно, очень плохо разбирал его речь. То ли это было из-за того, что пацан был бухим в стельку, то ли из-за того, что я слышал только шум в своей голове, а может всё вместе и сразу. Это больше было похоже на сон, имитацию, игру с VR очками, нежели на реальность. Словно твоим телом управляет кто-то другой, совершенно другой, а ты - лишь зритель, который не может и пальцем пошевелить. Только смотреть, быть запертым в клетке - собственном теле - и смотреть это немое кино, немое потому что кроме шума крови в голове и собственного дыхания не слышно больше ничего. В тот момент я стал наблюдателем. И наблюдал, как мои руки схватили парня за куртку, отшвырнув его со всей силы в сторону. Короткий вскрик девушки - она, дура, вместо того, чтобы попробовать сбежать, сильнее прижалась к стене и со страхом в глазах смотрела попеременно то на меня, то на своего неудавшегося бойфренда. Бойфренд этот, кстати, довольно быстро поднялся на ноги, и забыв все нормы нравственности и морали рванул наутёк так, что только пятки сверкали. Его пассия удивлённо раскрыла рот, не зная, ругаться ей ему вслед или кричать о помощи. Была бы она умной, выбрала бы второй вариант, но, так как у нее отсутствовали мозги в принципе, она не издала и звука вовсе. Я начал медленно приближаться. Пальцы коснулись жёстких от лака светлых локонов, в груди что-то защемило - это был просто нерв, но показалось будто я почувствовал возбуждение. Моя жертва, маленькая хрупкая овечка, даже не подозревала, зачем она мне на самом деле. Я до конца тоже не понимал этого. Но мне нравилось играться с ее волосами одной рукой, а другой прижимая ее к стене. Рука плавно двигалась к шее - кожа светлая, тонкая. Подушечки пальцев ощущают бешеный пульс на сонной артерии. Рука сжимается, размазывая остатки тональника, который девушка нанесла на шею, чтобы сравнять тон кожи. Прерывистый вдох, вперемешку с попыткой всхлипа. Ее нарощенные острые ногти, не помню какого они были цвета - вроде бы темно-бордовые, с золотым рисунком цветка, или синие матовые - впивались в куртку, доставляя лишь слегка неприятные покалывания. Как наивно... Я смотрел ей в глаза. В ее темные, цвета горячего шоколада глаза, наполненные страха, страха за свою жизнь. Так смотрит заяц на волка, мышь на кота, антилопа на льва. Неужели умирать и правда так страшно? Но, мне от нее нужен не страх, нет. Не из-за него я обратил на нее внимание.

- Улыбнись. Смейся. Радуйся.

Хватка чуть ослабла, моя жертва смогла вдохнуть. Ее глаза округлились после сказанных мною слов, как если бы я сказал что-то невероятное. Хотя, вероятно, для нее это было невероятным на тот момент. Ее уголки губ даже не дернулись вверх, она не собиралась и пытаться исполнить мою своеобразную просьбу. И зря. Я сжал ее шею крепче прежнего, второй рукой ударив по щеке.

- Смейся, я сказал!

Это было безумие, но я был взбешён до чёртиков. И она, осознав это, улыбнулась. Очень слабо, некрасиво, губы кривились и рот непроизвольно открывался из-за недостатка кислорода, выглядела она как рыба на суше. Но улыбалась. Я почувствовал, как начал дрожать. Шум. Биение сердца. Моего. Ее. Хрипотца. Ноготь, отчаянно царапающий куртку. Запах ягодной жвачки и спирта. Я прижался к ней ближе, шумно втянув воздух возле ее стройного, даже худого плеча. Такая тонкая кожа. Бледная, с большой родинкой в виде клевера на правой ключице. Вся покрыта мурашками, на ощупь, словно слегка влажный бархат. Все тот же запах спирта, но слегка смешанный с потом и еле уловимыми нотками какого-то сладкого парфюма. Я поднял голову, чтобы взглянуть на ее лицо. Уродливая, кривая улыбка практически сползла с ее уст, а глаза закатились, веки были прикрыты, лишь слегка дергались - это было заметно по обильно накрашенным тушью длинным ресницам. По правде говоря, эта тушь уже была размазана по всему ее лицу, ибо она то щурилась, то беззвучно ревела, и, наверное, пыталась протереть глаза руками, пока это ещё представлялось возможным. Пульс под моими пальцами ощущался все слабее и слабее, ее грудь перестала так заметно вздыматься, или же перестала вздыматься вовсе, было не совсем понятно. А я все не отрывался от ее уродливой улыбки. От нее осталось лишь одно название, но она была прекрасна для меня, была необходима мне. Тут тело моей жертвы перестало себя как либо контролировать, и полностью отключилось, обмякнув. Стало тяжело прижимать его к стене, и мы с ней опустились на землю, она легла, я сел рядом, не убирая руки с ее шеи. Веки уже не дрожали. Правой рукой я вряд ли мог бы отличить ее пульс от своего, поэтому левой рукой я обхватил ее запястье. Ещё теплое, но такое ватное, уже неживое. И ничего не ощущалось. Лишь тогда я убрал руку с ее шеи, поднявшись с колен. Я смотрел на это тело сверху вниз, бездыханное тело мертвой девушки. Тело, которое убил я. Зачем? Все просто. Я хотел забрать ее радость. Ее счастье. Всё, что у нее было. Это я и сделал. Забрал и ушел, оставив ее лежать в том же темном углу возле дома. С утра ее обязательно кто-то да найдет, не стоит даже париться. Она лежала, словно кукла: с подогнутой ногой, откинутой рукой. Кукла, с которой поигрались и бросили так, как она и была, не пытаясь аккуратно сложить, этой игрушкой явно не дорожили. Напрягал лишь тот факт, что это всё-таки не кукла....