Spend your life to live

+1 Экстра. Шан Цинхуа

Его даже не спрашивали, когда делали Апостолом. Просто один беспричинно провозглашённый божок решил, что это будет для него лучшей судьбой, нежели вечное томление в пространственном вакууме, и призвал его несчастную душу.

Шан Цинхуа сначала думает, что лучше бы он продолжал гнить в этом странном пространстве. Да, ему было бы одиноко, да, собственная бессильная злоба со временем бы полностью поглотила его, да, он никогда бы не увидел свет. Зато это избавило бы его от лицезрения того, кто стал причиной его второй гибели. И гибели мира, который он создал своими руками.

Потом Шан Цинхуа решает, что нет. Это хорошо, что его вытащили, потому что теперь он сможет лично вмазать своему «господину» за всё. Шан Цинхуа привыкает к новым для него тренировкам и дуэлям, на которые вызывает Чжиюй-цзюня, каждый раз проигрывая и с каждым разом уходя всё более и более раздражённым. Привыкает и к новому имени, хотя его бесит, что оно дано тем самым «господином».

Окончательно он свыкается с вознесением только тогда, когда их отношения с Чжиюй-цзюнем становятся более терпимыми. Они по-прежнему не друзья, но Баохуа готов терпеть чужое присутствие во время подготовки плана. Он лично проводит поиски того «похожего мира», о котором упоминал Владыка, и лично составляет прогнозы о вероятности исходов событий, не позволяя кому бы то ни было вмешиваться в его работу.

И когда Шэнь Цинцю заводит разговор о том самом, идеальном, по его мнению, плане, Баохуа окончательно забывает все возражения.

Даже для него самого оказалась удивительной такая сильная жажда второго шанса.

— Не забудь убрать верёвку после того, как разобьёшь кристалл, — наставлял Шэнь Цинцю, не глядя на Шан Цинхуа. Тому хотелось бы, чтобы этот божок уже заткнулся и поскорее приступил к исполнению плана, поэтому оставалось нетерпеливо угукнуть. — Спасибо и… до встречи.

Чжиюй-цзюнь прикрыл глаза, и его тело постепенно обмякло, заваливаясь набок. Апостол мог только наблюдать, как в ночной тьме пропадают искрящиеся подолы белых одежд, сливаясь с самой сутью мироздания. Серебряный диск луны освещал не изменившееся лицо младенца, и Баохуа разбил кристалл и сорвал верёвку, параллельно запечатывая бабочку в духовную клетку.

Кинув последний взгляд на корзину, он исчез в зарослях бамбука.

До самого рассвета всё оставалось как прежде. Только с первыми лучами солнца младенец открыл глаза и лениво завозился, без особого интереса оглядываясь по сторонам. В голове мельком проскочила мысль, что вот такой он, разбитый и потерянный, похож на самого Цинхуа, однако от неё быстро избавились. Они не похожи. Ни в коем случае.