Торин Дубощит

3

Мой отец, Трак, был странным. Сильным, красивым, знатным, хорошим воином, но странным. К моменту моего рождения у него было уже два сына, Ферт и Атлан, и когда моя мама понесла снова, он стал молиться богам, чтобы у него родилась дочь. И не просто дочь — самое красивое дитя на свете. Если ты видел гномок, то их легко можно спутать с мужниными; у наших женщин борода иногда даже длиннее, но мягче и поухоженнее, но в целом, различить сложно. И отец молился, чтобы его дочь не была похожа на всех остальных: кожа должна была быть белее молока, глаже чем камни, которые точит вода на протяжение веков. Он хотел, чтобы по красоте его дитя походило скорее на эльфов, которые любят высмеивать наш род. И родилась я. Без бороды, бакенбард, почти человеческий ребенок.

Но его желание сбылось, — вставил Бильбо. — Ты очень красивая.  Дарси улыбнулась. Насмешливо и как-то печально. В ее следующих словах была одна сплошная горечь.  — Да, красивая. Только толку от этого не было. Своим рождением я огорчила мать: она испугалась, что отец заподозрит ее в измене с человеком, но отец ей верил, и любил меня, очень сильно. Не как ребенка, как желанный подарок. Мама же все время смотрела на меня, и боялась того, что скажут о ней гномы: что она изменщица, предала мужа и все такое. Но шли годы, и родители научились действительно любить меня. Да, я не была похожа на остальных, но это не мешало моей семье, особенно когда отец рассказал о том, что он желал видеть меня такой. После этого, и мама стала меня больше любить — ведь я была любимой папиной дочкой, он не подозревал ее в измене, и в ней наконец появился та материнская любовь, которую она дарила братьям. Те, кстати, во мне души не чаяли с самого рождения, и защищали, если кто-то начинал задирать меня. Мы были знатными и богатыми, любили друг друга, и это был мой... Валинор.  Дарс слабо улыбнулась.  — Потом у моих родителей появились ещё дети — сестры Фелиция и Лола, братья Ростр и Триниан. Я росла. Красавицей. За мной закрепилась слава самой прекрасной среди гномов, и никого не волновало, что от гномов у меня был только рост — не знаю, действительно ли звезды исполнили желание моего отца, или это из-за чего-то еще, но меня это мало волновало. Потом я стала переживать, что меня никто не возьмёт замуж.  — Если ты была самой прекрасной, отчего же?  Эсироу глянула на хоббита так, будто спрашивала: ты шутишь?  — У гномов больше, чем у других народов ценится то, что женщина может родить ребенка — наш народ немногочислен и медленно размножается. А я была красивой, но слишком... хрупкой, по их мнению. Знаешь, размер бедер, все мое телосложение говорило о том, что я не могу родить достойных здоровых наследников. Но меня все еще считали красивой; как искусную драгоценность, которую создали мои родители, но бесполезную. Когда я начала это понимать, мой мир перевернулся. В тот момент я потеряла веру в то, чем гордилась; моя красота, которую все восхваляли, показалась мне проклятьем, я ненавидела ее. И именно в это время в наш дом пришел Траин, отец Торина.  Он предложил моему отцу выдать меня за его сына. Отец согласился. Мы с Торином знали друг друга по имени, у кого какие родители, и практически все, ближе мы не общались. Когда заключили помолвку пришлось все менять. Я все еще проклинали свою красоту, да и было ясно, что Торина не радует возможность жениться на такой как я; он тоже видел во мне лишь украшение. Но время шло, мы привыкали друг другу. Я умела то, что ценилось в гномах: была искусным ювелиром, умела немного сражаться, любила ездить верхом и охотиться — потеряв веру в свою внешность, мне пришлось практически учиться жить заново. Между мной и Торином появилась сначала дружба, а потом, когда до свадьбы оставалось чуть больше полугода, поняла, что влюбилась. Было даже не удивительно: практически идеал, красивый и мужественный, к тому же еще и наследник Королевства Под Горой... не было ни малейшей возможности, что я смогу устоять. Мне хотелось верить, что и Торин видит во мне что-то большее, чем навязанную ему девчонку-невесту.  Но потом прилетел Смауг, и все, что я любила, ценила, что было важным для меня — все погрязло во огне. Как уж тут любовь, тут бы просто выжить.  Родители погибли сразу, поскольку в тот роковой день должны были обсуждать с королем — отцом Траина — предстоящую свадьбу. Я осталась дома, и играла в саду с сестрами и братьями, когда появился дракон. Братья Ферт и Атлант были с отцом, и только один из них добрался до меня и попытался увести. Мы побежали, и на нас обрушился горящий дом. Под ним были похоронены две моих сестры — Фелиция и Лола, а в пути от голода и суровых условиях умерли еще два моих младших брата. Боль утери, конечно, пришла не сразу, мне понадобилось время, да и у меня все еще оставались Ферт. Ненадолго, правда. Мы выжили, но эта жизнь была не такой уж и желанной. Мы не знали, куда деться, куда пойти, и постепенно, я теряла всех, кого любила, и кто любил меня. Но у меня все еще был брат, и казалось, вот он — просвет, я, Ферт, мы могли трудиться, гномья работа всегда ценилась.  Она замолчала и молчала еще какое-то время. На ее лице Бильбо впервые увидел не просто женскую красоту, а отпечаток глубокой старости и скорби. Испытания, которые подкинула ей судьба, закалили ее, но и сделали куда старше, чем она была.  — Но вашего брата нет сейчас с вами, — аккуратно попытался продолжить разговор Бэггинс.  — Сейчас у меня уже никого нет. Даже этот отряд... — Дарси посмотрела на веселящихся гномов, и в ее глазах мелькнула тоска. Она поджала губы и продолжила говорить, но мысль оставила незавершенную. — В одну ночь мой брат вернулся очень злым. Я не знала, что случилось, но он велел мне ложиться спать и забыть об этом, и я подчинилась. Я не сразу узнала, что ему предлагали продать меня в публичный дом за приличную сумму. Брат отказался конечно же. Он ввязался в драку за мою честь, его ранили, но у нас не было возможности обработать рану. Понимаете, мистер Бэггинс, получая деньги за любую работу, мы тратили их на еду, хоть какую-то одежду, и крышу над головой. Что-то для обработки ран было недоступно, поэтому брат не сказал мне ни слово. Все было очень плохо, у него началась лихорадка, он умирал, а я сидела у его постели.  Дарси тяжело выдохнула и откинулась спиной на тело медведя. Бильбо заметил, что она сжала пальцы одной руки второй и хоббит понял, что они подходят к финалу истории. — В последний вечер Ферт не спал, а много говорил со мной. Рассказывал, как хорошо я буду жить, но я уже не верила. Я заснула на пару секунд, а когда проснулась, мне показалось, что он был мертв. И я попыталась проткнуть себе сердце кинжалом, и умереть рядом с последним, кто у меня был, но тут его рука остановила меня. Я испугалась, а он на последнем издыханием прохрипел: «Не смей», сказал «Седлай лошадей, сестра. В Эребор, сестра. Домой» и тогда умер по-настоящему...  Моя жизнь была кончена. Без брата я не видела смысла в этой жизни, но я не могла покончить с собой, ибо это был его завет. Но после всего этого жизнь неожиданно послала мне ласковую улыбку: меня взяли в одну таверну, ее хозяин просил меня делать украшения только его жене и дочери, и тогда он будет платить мне, а я смогу жить в его таверне и всегда буду накормлена и с крышей над головой. Я согласилась, мне уже нечего было терять. Я пыталась наладить свою жизнь, но к вечеру неизменно оказывалась у стойки, и хозяин таверны наливал мне. В один из таких вечеров я встретила Гэндальфа, и он предложил мне участие в этом походе. И я согласилась.  — Это очень... очень смело с вашей стороны. После всего...  — Я не уверена в успех этого похода. Я здесь, потому что верю в то, что умерев в этом походе, за правое дело, буду достойна своей семьи. Потому что последние слова моего брата были об Эреборе, который он считал домом, — Дарси тяжело вздохнула и вдруг выдохнула: тихо и решительно. — Я не ищу богатств. Я ищу достойной смерти.