ОЖП Торин Дубощит

Начало новой жизни

Солнце пробивалось сквозь неплотно задернутую пелену темных штор, косым горячим лучом падая на паркет. Письменный стол, стоявший у окна, что вело на закрытый балкон, был завален непонятно чем: какими-то бумажками, из-за которых едва ли проглядывала черная глянцевая папка, ближе к краю — удлинитель с воткнутой туда зарядкой от телефона, сам гаджет при этом лежал на другом конце стола, рядом с пустой тарелкой, по которой рассыпались хлебные крошки.  Из шкафа-купе, стоящего у дальней стены, рядом со шведской стенкой, вываливались неаккуратно сложенные вещи, прикроватная тумбочка снова была закидана хламом, а в самой кровати, среди мягких гор нескольких толстых одеял, двух подушек и плюшевого медведя, сопело что-то непонятное и довольно здоровое. Задребезжал будильник, который, судя по его виду, не в первый раз роняли на пол. Из-под теплой пелены высунулась рука и дотянулась до тумбочки, опрокидывая при этом гору использованных салфеток на пол, пошарила по гладкой древесной поверхности, накрыв наконец корпус электронных часов, нажала на кнопку. Воцарилась блаженная тишина.

Через пару секунд гора одеял зашевелилась, одно из них соскользнуло на пол, после чего на «свежем воздухе» появилось заспанное лицо довольно бледного оттенка, но с персиковым румянцем на щеках, сильно выделяющимися на его фоне кругами под глазами, и каким-то заторможенным взглядом полузакрытых карих глаз окинуло взглядом комнату. Почесав копну черных кудрявых волос, девушка широко зевнула, съезжая по мягкой куче вниз.  Нельзя было сказать конкретно, сколько ей было лет. На первый взгляд, не больше двадцати пяти, на первое впечатление о характере — точно около восемнадцати. Если впервые услышать ее ворчания о жизни, то может создаться впечатление о том, что ей уже лет сорок. Ну, а на деле же было всего двадцать восемь. Марта Добромирова, так звали ее, но нельзя было судить, опять же, по первому впечатлению. Каждому знакомому, а их у нее было немного, девушка открывалась с разных сторон. И сторон по мере общения с ней становилось все больше.  *  Итак, благополучно оказавшись на полу в вертикальном положении, я пошлепала босыми ногами по паркету и надела тапочки. Минуты две меня ещё одолевала утренняя зевота, которая уже была полноценным пунктом в списке дел в начале дня. Она прекратилась только тогда, когда я уже была в ванной, ополоснув свое лицо холодной водой. Вчера какие-то умники лишили нас горячей, потому и приходиться умываться так. О душе даже нечего было думать, потому я сразу потопала на кухню, которая находилась на другом конце моей небольшой квартирки.  Какой сегодня день? Оо, восьмое марта, замечательно...  Вся моя нелюбовь к международному женскому дню именно из-за того, что день именно женский. И пропитан насквозь стереотипами, которым я «должна» следовать, по мнению моей обожаемой тети. Например, быть женственной, как это ни странно. А то подразумевало ношение платьев, каблуков, уход за собой вроде слежения за кожей, весом и отсутствия натурального волосяного покрова на ногах, руках и т.д. и т.п., как говорится. Терпеть все это не могу. В частности из-за того, что я и девочкой себя до конца не считаю. Нет, дело не в физиологии...  С детства я была ближе к мужской половине нашей семьи. Мой папа был милиционером, а дедушка служил на флоте. Мы часто проводили с ними бои, но они были лишь играми. А потом я сама выразила желание (мама и сестра были в ужасе) обучаться боевому искусству. Так меня в пять лет отдали на кружок бодзюцу*. За счёт своей внешности, низкого роста, никто и подумать не мог, что я могу драться ещё получше какого-нибудь мальчишки, при желании и без особого напряжения заехав зарвавшемуся уб... хулигану по челюсти. Но все было не смертельно, оно и понятно. Я дружила со всеми «бандами» нашего городка, а мы, ещё и насмотревшись всяких крутых боевиков, носились с деревянными пистолетами, самодельным луком и стрелами, которыми терроризировали местную живность в виде дворовых кошек. По окончанию моего боевого кружка я стала осваивать ушу, а если быть точнее, тайцзицюань, получалось у меня весьма неплохо, но я бросила эту затею, так и не дойдя до уровня профессионала.  В школе я училась не плохо, но и не хорошо, пятёрок в четверти почти не было, разве что по физкультуре и ОБЖ, поэтому, уходя после девятого класса, я сразу поступила в военное училище, желая пойти по стопам отца.  Отношения в семье стали довольно натянутыми — из-за выбранного мной пути между мамой и папой возникали разногласия. Дедушка отстаивал наши с отцом интересы, в то время как остальные женщины нашей семьи — мать, сестра и тетя — придерживались точки зрения, чтобы я выбрала более «женскую» профессию. Мол, не для девушки это, армия. Поэтому, хоть как-то пойдя на компромисс, я решила не оставаться в армии, а пойти работать в полицию. А через несколько лет уже состояла в убойном отделе одного из отделений полиции Санкт-Петербурга.  Все же, маме и тете категорически не нравилась моя работа, потому они продолжали меня морально терроризировать. В один из таких споров я сказала:        — Не нравится, так я уйду!  После чего меня неохотно (все же, гордость не позволяла отступить), но проводили за дверь. Я уехала ближе к работе, а спустя год умер дедушка, затем развелись родители, как назло нашему отделу приходилось пахать в два раза больше, да и оплата аренды квартиры была близкой. В общем, на время наступила темная полоса, которая становилась все гуще и чернее.  Пока мне в глаза не посветили фонарем реальности и не дали отрезвительного пинка под зад, благодаря которому я все же взялась за голову, а не стала ходить как в воду опущенная... Ну да ладно, хватит воспоминаний, мне ещё нужно будет ехать к сестре. С Ленкой у меня ещё наиболее хорошие отношения, поэтому только с ней я чаще всего и вижусь, а с мамой и тетей перекидываясь лишь несколькими фразами по телефону.  Наскоро сварганив себе яичницу, профукав, конечно же, момент окончания приготовления, из-за чего пришлось хрустеть не слишком приятной на вкус подгоревшей корочкой снизу. Кофе был также не слишком вкусным, наспех приготовленным, но я все же влила его в себя, «кинула» посуду в мойку и быстро ушла собираться.  В итоге я опаздывала, несмотря на то, что встала аж на десять минут раньше обычного. Что за парадокс — непонятно! Закрыв квартиру, я бросила ключи в рюкзак, выудив оттуда же звенящую связку автомобильных, вместе с брелком. Лифт как специально ехал медленно, да ещё и с пассажирами наверняка, мне пришлось бежать по лестнице. Благо, на моем пути к гаражам не оказалось преград, и я с относительным спокойствием выгнала свою «девятку» и поехала на ней к сестре. Поздравлю, а затем сразу в участок.  Уже будучи на полпути и опаздывая на пятнадцать минут, я не решалась сильнее давить на газ, зная, что это чревато не самыми хорошими последствиями. Зазвонил телефон, мирно покоившийся на соседнем сидении. Включив громкую связь, я пыталась хоть что-то расслышать из речей Лены. Безрезультатно. Поэтому и поднесла его к уху, одной рукой держа руль и смотря на дорогу.        — Я приеду. Скоро, — нетерпеливо отодвинув от уха телефон.        — Мама и тетя тоже будут здесь, — вдруг сказала сестра.  Вот это поворот! Огорошила, называется, новостью на полпути!        — Может, мне лучше не приезжать?        — Марта, может, стоит прекратить ваш конфликт? Сколько можно дуться друг на друга?        — Лена, они по-любому начнут плохо отзываться о моей работе, увлечениях и жизни в целом, — упорствовала я. — Ещё и развод сюда же приплетут!        — Послушай, хватит уже...        — Нет, не хватит. Пока они сами не извинятся, я этого делать не собираюсь! — раздражённо выдохнув, я отбросила мобильный на сиденье.  Ухватившись обеими руками до побелевших костяшек за руль, я напряжённо смотрела на фургон, ехавший впереди, и соображала, правильно ли сделаю, если не появлюсь на встрече. Настроение уже обрезано под ноль как волосы на голове парня перед армией, даже солнце словно стыдливо спряталось за густое облако.