Натурщица

I глава

Бледная кожа под шершавыми пальцами художника казалась бархатом. Он проскользнул ладонью по округлой щеке, спустился на шею с пульсирующими от тщательно скрываемого волнения венами. Ксавьер чувствовал запах ее парфюма — терпкий, мускусный, больше подходящий мужчинам, но ее делающий отчего-то еще интереснее.
— Не забывайся, я согласилась только побыть твоей натурщицей, — холодный голос прорезал тишину, и юноша отстранился. — Я сама разденусь.
— Тебе не кажется, что это неправильно? Мы ведь вместе, но ты меня и близко не подпускаешь, а обычный поцелуй еще заслужить надо, — он достал большой лист бумаги и прислонил его к мольберту.
— Чтобы ты не думал, что можешь мной распоряжаться, словно вещью. Я позволяю себя целовать, когда сама этого хочу.
Уэнсдей медленно расстегнула молнию на платье, не прерывая зрительного контакта с Ксавьером, который замер над мольбертом.
«Это самое сексуальное, что я видел», — смущенно подумал он, боясь смотреть, но в то же время понимая, что отвернуться он не в силах. Зрачки расширились, а сердце заколотилось до боли в груди, отбивая бешеный ритм в висках.
— Ты ведешь себя как мальчишка. Я еще даже не разделась.
Она продолжила и стянула платье, аккуратно откладывая его в сторону, и осталась в черном белье и колготках.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя неловко, — почти шепотом, словно боясь, что кто-то услышит и войдет. Но дверь была заперта, а соседние комнаты давно пустовали.
— Ты сам попросил меня побыть твоей натурщицей.
— Я думал, ты откажешь.
— Зачем тогда предлагал, если не хочешь?
— Хочу.
Уэнсдей продолжила и сняла колготки и белье, бережно сложив их в стопку. Она села на постель, ожидая указаний художника. А тот молчал, не в силах вымолвить и слова. Мысли давно уже были не о картине.
— В какую позу мне лечь? — Уэнсдей склонила голову набок, увидев, как лицо юноши приобретает багровый оттенок, и продолжила. — Как ты хочешь меня нарисовать?
— Ах, это… Кхм… — он прочистил горло, спрятав за ухо выбившуюся из хвоста прядь. Мысли были совсем не о позах для рисунка. — Ложись на бок ко мне лицом. Да, вот так.
Он нарисовал первую линию, замечая, что руки дрожат, словно листья на ветру. Сконцентрироваться было до ужаса сложно. Он словно потерял контроль над собственным телом и разумом, и это состояние уже стало привычным, когда Уэнсдей находилась рядом. Он вспомнил их первый поцелуй — короткий, будто случайный. Он украл его, с удивлением отмечая, что девушка не была против. Он готов был к неминуемой смерти от ее рук, ведь позволил себе то, на что она согласия не давала. И вместо того, чтобы устроить ему пытку, она встала на носочки и поцеловала его вновь, углубляясь и проскальзывая вертким языком глубже и глубже.
— Если кто-нибудь увидит эту картину, ты больше никогда в жизни не сможешь рисовать, — проговорила Уэнсдей, и лицо ее, как и всегда, выражало уверенность и серьезность.
Ксавьер кивнул, рисуя еще несколько плавных линий. Волнение нарастало, натягиваясь между ними тугой леской. Казалось, его можно ощутить в воздухе, проведя между постелью и мольбертом рукой.
Он вновь взглянул на нее — хрупкая на вид, миниатюрная и до ужаса красивая. Бледная кожа, через которую проступает местами голубоватый венозный узор, выраженная талия, аккуратная округлая грудь и сомкнутые бедра с темным пушком между ними. Она оказалась именно такой, какой он себе ее представлял ночами, топя собственные стоны в подушке. Как же хорошо, что к нему не подселили нового соседа.
Ксавьер продолжил рисовать, стараясь передать холсту всю ее красоту, хотя понимал, что это невозможно. Ни один эскиз и близко не сможет приблизиться к тому, что он видит прямо сейчас собственными глазами. Кровь пульсировала в висках и внизу живота, заставляя краснеть от очевидной реакции тела. Ни с одной девушкой он не чувствовал себя таким беспомощным и никчемным, и это заставляло влюбляться в Уэнсдей с каждой секундой все больше.
Она безотрывно смотрела в его глаза, казалось, совсем не моргая. Он чувствовал ее наслаждение от этой игры, в которой она является абсолютным победителем.