Гефсиманский сад

2 Тони

Боль – это просто боль.

А страдание – это боль по поводу боли.

Физическая боль не может быть

слишком сильной – здесь есть

жесткие биологические ограничения.

А вот производимое человеческим

умом страдание может быть

поистине бесконечным.

(Виктор Пелевин. Бэтман Аполло)

За ним пришли к вечеру десятого дня заточения, а может быть, это был уже двадцатый – Габриэль сбился со счета. Большую часть времени он теперь проводил между сном и бодрствованием, не засыпая, но и не просыпаясь до конца. В этой каменной клетке всегда было холодно, но теперь ему казалось, что день ото дня становится все холоднее. Недостаток еды и сна никому не прибавляли здоровья и бодрости, но он больше не вздрагивал, когда в подвал открывалась дверь или кто-то проходил по коридору – нервная система отказывалась реагировать на постоянную угрозу.

Так было и в этот раз. Он не обратил внимания на открывшуюся дверь и запоздало испугался, лишь заметив перед собой высокого худого мужчину лет сорока с жестким холодным взглядом и одного из охранников. Не того, которого он обидел. Почему-то последний факт заставил его занервничать ещё сильнее. Ему хотелось, чтобы в этот момент рядом был хоть кто-то знакомый. Кто-то, кто не враг.

Его грубо подняли за шиворот и вытащили в коридор. Габриэль пошел бы и сам, нужно было лишь собраться с силами, но этого ему никто не предложил. У одной из дверей дежурил его старый знакомый. Он, видимо, в привычной ему позе стоял, широко разведя ноги и скрестив руки на груди, и бровью не повел, заметив идущих. Но его присутствие приободрило Габриэля. Получится у него дорого продать свою жизнь или нет, но вести себя как ребенок перед этим человеком он больше не будет, умрёт с достоинством.

Охранник открыл дверь и втолкнул его внутрь. Мальчик растянулся на полу и, не поднимаясь, оглядел новое место.

Он оказался в такой же сырой и холодной камере, как и прежняя, только чуть большей и с единственной лампочкой у входа. Недалеко от стены со связанными за спиной руками сидел молодой мужчина. Услышав, что к нему вошли, он лишь чуть повернул подбородок, продолжая расфокусированным взглядом смотреть перед собой.