Приговор.

глава.

Она задыхалась от слёз.

Пузырёк с успокоительным зельем выпал из трясущихся рук и разлетелся на мелкие осколки у её ног. Вальбурга прижала ладонь к губам, сдавленно всхлипнула, не найдя в себе сил убрать это взмахом палочки, и ударилась затылком о стену, начав выть в голос. Её била дрожь.

— Я в порядке, — тихо сказала она Кричеру, который тут же примчался на шум и вопросительно вскинул на неё взгляд. — В порядке...

Женщина попыталась наклониться, чтобы собрать осколки руками, но Кричер молча отстранил её и принялся убирать всё самостоятельно. Она же, совсем обессилев, схватилась за голову и закачалась из стороны в сторону, не заметив, что ей пытаются впихнуть чашку с собранным успокоительным. Зелье всё равно почти всё расплескалось ей на грудь, а на языке остался убийственный травяной привкус, который она тут же перебила сигаретой, привычным жестом отправленной в рот.

— Хозяин Орион просит, чтобы вы поднялись к нему в спальню, — негромко произнёс Кричер, забирая у неё чашку, чтобы она не разбила и её.

— Не сейчас, — пробормотала Вальбурга, размазывая слёзы по щекам. Она, должно быть, выглядела со стороны совершенно ужасающе: тушь растеклась по всему лицу, глаза щипало от бесконечных рыданий. Уронив голову на дрожащие руки, она жалобно всхлипнула и снова затряслась в истерике, не замечая ничего вокруг.

«Ты должна быть сильнее», — укорил её внутренний голос, но Вальбурге было слишком тяжело взять себя в руки и обратить на него внимание. «Не должна, — подумала она. — Никому ничего не должна».

Она наивно думала, что её скорбь, её истерики из-за Регулуса давно позади: дни, когда она кричала на Кричера, угрожала ему и приказывала, захлёбываясь в рыданиях, давно прошли. «Ты знаешь, где он, — говорила она ему, большими глотками опустошая бутылку огневиски. — Говори! Я приказываю!», но слышала в ответ лишь бормотание, ложь, в которой домовик никогда не был силён. И лишь когда Вальбурга успокоилась и тихо спросила, жив ли её сын, она получила ответ, от которого её сердце сжималось в болезненной судороге до сих пор. Она точно знала: она бы пережила и это, со временем, точно так же, как и побег Сириуса из дома, если бы это было единственным, что могло бы выбить её из колеи.

У жизни были совершенно другие на то планы, и теперь Орион, единственный человек, который теперь остался для неё в этой жизни, лежал в их спальне, прикованный к постели и едва способный говорить от слабости. Драконья оспа — приговор, от которого Вальбурга готова была рвать на себе волосы и биться в истерике до тех пор, пока внутри неё не останется одна лишь пустота.