Минхо продолжает глядеть хитро, с искрой неведомого азарта на дне смертельно-черных глаз. Его будто бы забавляет вся эта ситуация, а удовольствие наблюдать за выражением лица Джисона бьет по чувствительным окончаниям яркой вспышкой молнии. — Ну так что, ммм, Джисон? — голос у Минхо тягучий, будто поздний летний мед, сладко оседает на языке и в мыслях. Мальчишку нехило так ведёт, а он пальцами сжимает острые коленки и смотрит слегка робко, испуганно. — Да ничем особенным, хён, — отвечает. Вздох облегчения слетает с приоткрытых губ в тот самый момент, когда Минхо отстраняется, выпрямляя спину, но глаз пытливых не сводит, едва заметно ухмыляясь уголками губ. Он будто бы знает обо всем — знает и обладает желанием уничтожить Джисона морально этой информацией. Хан видит это по лицу старшего, по его взгляду и ухмылке, по позе, в которой он стоит. Весь Минхо так и кричит ему о том, что, мол, да, глупая белка, я знал, знаю и буду знать! — Хм-м-м, Хан-и, тогда ты не против встретиться? — спрашивает, вынуждая задержать в легких дыхание, а потом нагибается низко-низко, касаясь губами мочки уха Джисона. — Потому что я хочу тебя на своих бедрах, сладкий. Джисону девятнадцать, и кажется, он умер ментально.