Разбеглость сердца со страхами

Циничность творца

— Мадам Флеминг, как вы считаете, способен ли человек, ни разу не испытав любви, познать высокое искусство? — Его голос отдалённо исходил из самого затемнённого угла комнаты.
— Не имею привычки судить обо всех, месье Лашанс, а мне любовь принесла лишь... —девушка на миг умолкла, не желая позиционировать себя страдающей от боли прошлого, — достаточно отторженный от искусства и высоких чувств опыт.

На улице уже темнело, лишь свет с тусклых фонарей освещал идущие в ряд небольшие аккуратные домики. Я, собираясь насладиться такой приятной в это тяжёлое время атмосферой, пошла вдоль узкой тропинки. Сделала несколько шагов вперёд, как внезапно мое внимание привлекли еле слышные всхлипы. Безо всяких сомнений направилась туда, в сторону подворотни, где и казалось был источник этих звуков. Приближаясь, все отчётливей видела маленького испуганного ребенка, стоявшего в углу. На худом теле девочки еле держалась одежда, растрёпанные косички прикрывали грязные уши, а на испачканных щеках были следы слез. Возле нее стоял мужчина в немецкой форме и протягивал руку. Малышка в ответ лишь испуганно мотала головой.

—Понимаете, — продолжила она, — в моих глазах тогда это выглядело ожидаемо. Солдат оккупант напугал маленького ребенка.

Ощущение презрения росло. Воспользовавшись тем, что гестапо повернут спиной, я мигом направилась в ближайшее заведение: им оказалась маленькая таверна. Контингент в которой, разумеется, особой трезвостью не отличался. Иного варианта не было, и мне пришлось быстро забежать в здание.
Обращаясь к толпе уже, судя по всему, пьяных раздеребаненых на весёлый лад людей, я вздохнула. Да, помощи, вероятно, здесь не стоило ожидать.
— Простите?! — Громким тоном попыталась обратить на себя внимание. — Вы слышите о том, что маленький ребенок нуждается в защите от немецкого зверья, и даже ухом не ведёте?
Казалось, будто мой голос заглушали чем-то. Оглянувшись на звуки играющего инструмента, я обратила внимание на мужчину, сидящего за ним в углу. Кончики его пальцев искусно пробегались по белым клавишам, прекрасная исходящая мелодия на секунду заставила меня забыться. Я рассуждала, что он не слышал ничего, поэтому непоколебимо играл. Не может же человек веселиться, зная, что происходит рядом. Я уже хотела подойти, как вдруг его спокойный голос остановил меня:
— Простите, ничем не могу помочь. Искусство не вяжется с кровопролитием. — Было сказано, не отрывая взгляда от пианино. Холодно, без капли сострадания.
За неимением времени я не стала ругаться, лишь выпалила колкое " Если будете тонуть, вспомните прекрасную мелодию. Надеюсь, ее высокие ноты будут в состоянии поднять такой тяжёлый камень со дна. ", и поспешила удалиться как можно скорее. Уходила со стойким ощущением десятка взглядов на мне, и, казалось, отчитанный мною пианист не был исключением. Стыдится было совершено нечего, лишь оказавшись я на их месте.
Захлопнув дверь, направилась на поиски ребенка. Уже на подходе к прошлому месту встречи я испытала облегчение: девочка стояла одна. Быстро дойдя до нее, тут было начала расспрашивать, как малышка уставилась вдаль и, помахав рукой, крикнула: госпожа Янсенн! Я здесь!
— Госпожа Янсенн? — не успев переспросить, я оказалась один на один со своими мыслями, пока ребенок убежал к взрослой женщине. Только осознав ситуацию и повернувшись, поняла, что их и след простыл.