о чем молчат висельники (18+)

II. абьюзер в коробке.

Лера хлопала глазами и смотрела в окно, прислушиваясь к музыке в наушниках. Она всё ещё считала происходящее бредом и самой ужасной идеей, но выбора уже не было, поздно опомнилась. Придется ехать, придется снова выворачивать себя наизнанку и снова-снова-снова проходить этот этап жизни. И всё это — на камеру.

Было не так важно присутствие других людей со своими проблемами, как огласка собственной. Лера не любила просвещать каждого во все тяжести своей жизни, считая это чем-то интимно-сокровенным. То, что не должны знать все. Достаточно будет рассказать о жестокой матери и добиться справедливости, когда ненавидеть будут её, а не Леру, которую, кажется, возненавидел весь мир.

Неоднократные жалобы и просьбы на мать заканчивались по-разному. По-разному неудачно. Либо покрутят пальцем у виска, либо хорошенько отобьют мозги «до состояния фарша» за клевету и враньё. И так по кругу, на слишком уж хорошем счету была эта женщина, чтобы верить именно ей, а не рыдающему ребёнку.

«У неё шизофрения! Все эти голоса ей говорят, что её мама враг народа и хочет только навредить. Не воспринимайте её слова близко к сердцу. Горе то какое, бедная доченька».

Мать буквально убедила окружение в этой лжи, отчего, конечно же, никто не верил ребенку. Так, только сострадали и грустно вздыхали. Ничего нового.

Ребёнок до последнего верил в белую, светлую полосу жизни, считая дни до её начала. Но с летящими листами календаря ничего не менялось. Где-то в девятнадцать лет жизнь буквально остановилась. Дни стали тянуться болезненно долго, а вера угасала с каждым днем. Кажется, именно так человек теряет смысл собственного существования.

Лера могла бы снова расплакаться от собственной ничтожности, но лишь шумно вдыхала воздух, сглатывая жгучую обиду. Она всё ещё хочет жить нормально, что-то поменять, но прошлое хорошенько промыло кости. Может быть, здесь кто-то протянет руку помощи этому ребёнку. Всё может быть.

Когда автобус прибыл на место, уже вечерело. Лера дремала, прижавшись лбом к стеклу, и тихо-тихо посапывая, пока в наушниках тянулся мелодичный, успокаивающий голос любимого исполнителя. Пробудиться удалось, когда она этим же лбом ударилась, быстро захлопав глазами и оглядываясь по сторонам.

Салон был уже пуст. Приглушенный свет потолочных фонариков освещал пространство, а где-то сверху витал противно-горьковатый табачный шлейф (водитель закурил за рулём, сам уже готовясь заснуть в кресле). Лера приподнялась, рассматривая небольшой дворик за окном, где они остановились. Так тихо и безлюдно.