Красивое имя,Арсений..

25)7 июня. Кто останется на перроне?

Неделя начиналась с перрона. Перроном и заканчивалась.

Вокзал связал на несколько дней двоих парней, которые, кажется, были друг для друга случайными попутчиками в поезде, который ехал туда, откуда вместе не возвращались.

Арсений не любил поезда, Арсений не любил и вокзалы. На них всегда концентрация встреч и разлук достигала какого-то максимума. Пока на одном пути пары прощались и плакали, на другом женщина с коляской провожала родителей на море. По третьему пути быстрой походкой обязательно шёл какой-нибудь бизнесмен, опаздывающий на свой сапсан, по четвёртому бежала бабушка с тележкой, ругаясь на проводников, которые не слышали её тихих просьб подсказать номер вагона. На пятом курил полицейский, поглядывая на счастливые лица семьи, встречающей свою дочь после университета, прибывшую, видимо, на летние каникулы. На шестом пути ребёнок доедал пирожок с капустой, а его тётя всё подначивала съесть ещё один.

Арсений не любил запах вокзала, не любил смотреть по сторонам, обращая внимание на каждого отдельно взятого человека и на всю толпу в целом. Ведь каждый в эти секунды переживал свою историю, кто-то радостную, кто-то драматичную. Кто-то провожал родного человека, кто-то встречал совсем чужого. Кто-то расставался, кто-то обещал узаконить отношения по приезде. Попов ненавидел уезжать, зная, что с каждым его отъездом всегда что-то рушилось: дружба с теми, кто остался в городе, стабильность, ближайшие планы на жизнь. Больше всего он не любил Витебский вокзал, с которого каждый раз отправлялся к бабушке на лето. И возвращался обратно он ближе к осени, понимая, что это лето снова вырвало его из привычного темпа и разбило всё, что парень так долго строил. И мальчик повторял одну и ту же фразу каждый год. Он ненавидел и кого-то встречать, понимая, что когда-то придётся прощаться.

На Витебском вокзале всегда сохранялась тяжёлая, давящая атмосфера. Киношники это ценили, а Арсений несколько дней назад думал лишь о том, что ещё один киношник её бы обязательно оценил. И поезд его прибывал поздним вечером.

Попов не знал, есть ли на свете ещё такие места или одно конкретное место, где совершалось бы столько молчаливых, человеческих драм каждый день, сколько их ежедневно, ежечасно совершается на вокзалах. Он не знал, при каких ещё условиях он бы мог высчитывать часы до встречи и расставания. Где бы ещё он мог ожидать наступления своей личной драмы и даже не противиться этому, понимая, что сопротивление бессмысленно. Где бы ещё ему пришлось молча стоять у третьей платформы, дожидаясь объявления: «На третий путь прибывает поезд номер 256 Воронеж-Санкт-Петербург, будьте аккуратны» и осознавая, что возможности что-то изменить нет. Оставалось только ждать, оперевшись о высокий чёрный фонарь, и тяжело дышать, слыша вдалеке гудок поезда. Просто ждать встречи. Просто считать минуты. Просто понимать, что в одном из вагонов человек, который определил последние полгода. И осознавать, что эта встреча станет решающей.