Сволочь с иконы

134.

Отец жил на самом краю Москвы. В самой зеленой ее зоне.

За последние лет десять он шесть раз сменил адрес. Я и не упомню уж, почему. Где-то соседи его доставали. Где-то не нравился завод рядом. Даже Ира в конце концов воззвала, что, дескать, куда тебе, пап, на старости лет из квартиры в квартиру путешествовать. Я один понимал, что отцу всего лишь нужна была зеленая зона. Чтобы не задыхаться смогом, пока идешь.

Пару лет назад он нашел ее. И был счастлив.

Я выхожу из машины, утягиваю за собой пакет с продуктами и вдыхаю сочный запах черемухи. Озираюсь. Живописно. Сквер рядом, все зеленое - такое насыщенное, как китайскими фломастерами разукрашенное. Глаза с непривычки режет, но как тихо. Чисто так, что даже голубей нет. Что семечки, вон, урони, а они на асфальте выделяться будут. Ни бутылки, ни бумажечки, ни фантика, хоть в носках ходи белых - белыми и останутся.

Домики были маленькими, аккуратными. Под каждым имелся палисадник. Раньше отец очень любил клумбы декоративные из шин мастерить. Были в виде лебедей, в виде кружек. Их он облюбовывал самыми разными цветами, клубнику высаживал, в земле любил копаться. Сейчас - дай бог, если до кухни дойдет. Слишком ослаб в его семьдесят.

У отца "Ментовские войны" идут, или еще какая шняга с НТВ - снаружи слышу. С каждым моим приездом звук телевизора у него все громче. Замком щелкаю, вхожу. Квартира у него теснее моей, но светлее, чище и аккуратнее, а из окна дует черемуховый ветерок или запахи хрустящего, не зассаного и не загрязненного снега.

Отца нахожу в спальне. Сидит на полу в горе постельного белья и пытается вдеть одеяло в пододеяльник. Дышит часто. Пару движений сделает и отдыхает, упершись ладонью в пол. Дух переводит.

- Месяц постель не менял, а тут сел - и задохнулся, - чуть отдышавшись, говорит отец и смотрит на меня. - Как стою, оно ниче вроде, а на пол сяду...

- Помочь? - спрашиваю, опершись плечом о косяк.

- Я вдел уже почти, ты это... подняться мне помоги. И одеяло на кровать застели, а грязное белье в машинку закинь.

Киваю. Крепко сжимаю морщинистую руку и тяну на себя. Подбираю белье. Говорю с тихой надеждой:

- Ты же сказал, прошло уже все? Больше не задыхаешься.

Отец смеется: