- Это ещё что такое?
Высокий, звенящий от гнева голос прорвался сквозь сон и ввинтился прямо в мозг. Я испуганно подскочила и потёрла глаза, не слишком соображая, где я и что происходит. Обстановка вокруг была странно знакомая... К ноге прижималось теплое крепкое бедро, со спинки разгромленной кровати победно свисали боксеры Пэйтона, остальная одежда невнятными кучками валялась на полу. И эти кучки дорожкой вели прямо к дверям, в которых стояли... злющая мама и отец Пэйтона. Мы что, вломились в комнату родителей? Черт! Не могла мне в спину воткнуться какая-нибудь другая дверная ручка! Хотя бы кладовки. Едва не застонав, я вспыхнула и повыше натянула простыню, единственное, чем мы были укрыты. Пэйтон напрягся, и не думая отодвигаться, лишь успокаивающе приобнял за... за то, на чем, черт побери, я сидела.
У Криса просто отвисла челюсть и он молчал. А вот мама не молчала: - Подлец, что ты сделал с моей дочерью?
Стоп. Они же на море. Они никак не могут стоять на пороге спальни. А значит, это сон. Просто дурацкий сон, и нужно проснуться. Но проснуться не получалось... Мама перестала орать на Пэйтона и теперь переключилась на его отца.
- Ты! Ты сломал мне жизнь, а теперь ещё твой сын соблазнил мою дочь! Негодяй! Семья негодяев!
Горячие пальцы шевельнулись, незаметно и ласково погладили по бедру, и я как-то особенно остро почувствовала рядом горячее обнажённое тело. Вовремя...
- Думаю, нам лучше выйти, - наконец обрёл дар речи отец Пэйтона. - Полагаю, им надо одеться.
Он подхватил маму под локоть и попытался вытащить из комнаты. - Твой сын соблазнил мою дочь! - кричала она.
Что ж она так орет, господи. Вот уж действительно великое дело - соблазнил. Да она понятия не имела о том, что он и вправду в некотором роде выступил в роли соблазнителя - так сказать, совратил невинную девушку. Сама же она в последний год, куда бы я ни уходила, клала мне в сумочку презервативы. Так, мол, ей за меня спокойнее. Объяснять маме, что они мне совершенно точно не пригодятся, не хотелось. Она себя чувствовала такой понимающей и современной мамой, что грех было лишать её этого удовольствия. Так о каком соблазнении, чёрт возьми, может идти речь, если уже год она уверена, что я при первом удобном случае кувыркаюсь с разными парнями. Наконец дверь захлопнулась. Миг, и меня мгновенно опрокинуло на спину, перед глазами мелькнул потолок, а потом его сразу заслонило знакомое лицо. Теплые губы ласково коснулись моих губ, горячие пальцы погладили шею.
- С добрым утром, - чуть хрипло выдохнул в ухо.
Ага, доброе. Добрее не бывает.
- Не конец света, , - продолжил Пэйтон, словно подслушав мои мысли. И снова поцеловал, дразняще сладко. - Покричат и успокоятся.
Мне нравилось смотреть на него, такого сонного, взъерошенного. И целоваться нравилось, от этих поцелуев по телу разливалась томительная нега. И все проблемы и вправду переставали казаться такими уж значимыми. Какие проблемы, когда к губам прижимаются теплые мягкие губы, сверху слегка придавливает восхитительная тяжесть, и кожа касается кожи... Я даже не поняла, когда успела запустить руки в его волосы, и теперь их теплые тяжелые пряди скользили между пальцами. И дыхание смешивалось, и кружилась голова. Он целовал меня снова и снова, пока все сомнения и глупые мысли и вовсе не вылетели из головы.
Впрочем, оттуда, кажется, вылетели вообще все мысли, кроме одной: чтобы это никогда не заканчивалось... - Кэт! - простонал Пэйтон. И быстро скатился с меня. - Пора... Иначе мы снова попадемся.
Подумаешь. В конце концов, что они могут сделать? Мы взрослые совершеннолетние люди. Внизу что-то отчетливо грохнуло, и взрослую совершеннолетнюю меня мгновенно сдуло с кровати. Я заметалась по комнате, опознавая в кучках на полу свои вещи. Пэйтон, тихо посмеиваясь, поднимал свои. Особенно долго пришлось искать мои трусики. Понятия не имею, как они оказались на подоконнике. Периодически мы с Пэйтоном сталкивались в спальне, которая вдруг стала ужасно тесной, и целовались. Так что процесс несколько затянулся.
Наконец, мы оделись и спустились в гостиную. Пэйтон ошибался. Покричат и успокоятся - это явно был не наш случай. Через несколько минут в гостиной появилась мама, с грохотом таща за собой чемодан на колесиках. Вот это новости! Не могла же она так расстроиться из-за моей гипотетически поруганной чести, чтобы бежать от любимого мужа только потому, что в его доме меня на каждом шагу подстерегает опасность? - Кэтрин, мы уезжаем, - объявила мама. - Собирай вещи. Самое необходимое. Нам ничего отсюда не нужно.
- Куда это мы уезжаем? - не поняла я. Похоже, с того самого момента, как с утра открыла глаза, я напрочь перестала понимать, что происходит. - Никуда она не поедет, - спокойно сказал Пэйтон и обхватил меня за плечи, словно давая понять, что не выпустит ни при каких обстоятельствах.
- Мы с Крисом разводимся, и я не вижу ни одной причины, чтобы нам обеим оставаться в этом доме.
Только сейчас я увидела, что глаза мамы, пусть и безупречно накрашенные несмотря на раннее утро, выглядят припухшими. Она плакала. И, кажется, плакала долго. - Что случилось, мам? - обеспокоенно спросила я. Выкрутилась из рук Пэйтона, подошла к ней и обняла.
Она не оттолкнула меня, наоборот - прижалась и начала всхлипывать.
- Я лучшие годы жизни... а он... с той официанткой... за что мне это?
В целом картина вырисовывалась даже по этим обрывочным сведениям. Были кое-какие нестыковки, например то, что женаты они с Крисом чуть больше полугода... Впрочем, не сомневаюсь, что это были лучшие полгода в маминой жизни. Но Крис и официантка? Это не укладывалось в голове. Занят был в основном работой. Акции, биржи, котировки - жуткая тоска, а у Криса от биржевых новостей загорались глаза, словно он следил за перипетиями интереснейшего детектива.
- Поехали, Кэтрин. Я не могу оставаться здесь ни минуты! Такси уже ждёт.
Конечно, я могла бы встать в позу и сказать, что никуда я отсюда не уеду. Да только как бы мы тут с Пэйтоном не решали, чей это дом, чьи комнаты, чьё тут вообще всё - на самом-то деле оба мы знали: это дом Криса. И если отсюда уезжает моя мать, то у меня нет ни одной, даже самой малюсенькой причины тут оставаться.
- Я соберу вещи, - спокойно сказала я. Метнулась в свою комнату, побросала в сумку самое необходимое, включая зарядку от телефона, и спустилась. Поцеловала Пэйтона в щёку, шепнув: «Спишемся». Сейчас мне было необходимо оставаться с мамой. И не только потому, что она нуждалась в поддержке. Плачущая мама - это не то зрелище, которое я вот так просто могла вынести. Но ещё и потому, что рядом с ней должен быть кто-то трезвомыслящий. Может быть, всё не так плохо, и мама с Крисом ещё могут помириться.
В конце концов, она ведь и правда была с ним счастлива. Не могло же всё сломаться в один день. Мы сели в такси, мама вытерла остатки слёз платочком. Плакать при постороннем мужчине, пусть даже это водитель, она никогда бы себе не позволила. - Ты должна с ним расстаться, - безаппеляционно заявила мама. - Да, он, конечно, симпатичный парень, но явно гуляка - в отца. Он разобьёт тебе сердце. Так что имей в виду, я запрещаю вам видеться.
Запрещает? Она серьёзно? Я не рассмеялась вслух только из-за уважения к маминому разбитому сердцу. Когда она немного успокоится, сама поймёт, какую чушь ляпнула. Уже давно она ничего мне не запрещала. Во-первых, ей было не до того: она устраивала личную жизнь. А во-вторых, это занятие давно было признано в нашей семье бессмысленным: я обходила любые запреты.
- За-пре-ща-ю, - повторила она по слогам, словно будучи повторённым, это слово могло обрести хоть какой-то смысл. Пэйтон... Ехидный, психованный, недовольный красавчик-мажор, самый популярный парень в школе. И надежный, ласковый, понимающий, близкий, родной. Самый лучший. Мой! Мой!
Меня тянуло к нему так, что хотелось выпрыгнуть из дурацкого такси и пешком помчаться обратно. Чтобы быть рядом с ним, вдыхать его запах, запах чистой мужской кожи и горьковатого терпкого парфюма. Чтобы тонуть в карих глазах, и обмирать от восторга, видя, как они темнеют... из-за меня. Чтобы целоваться перед телевизором, не особо понимая, что по нему показывают, потому что нет ничего важнее в тот момент, чем его руки, его губы, его дыхание и хриплый шепот, от которого все сладко сворачивается внутри, растекается лихорадочным жаром, а из груди рвется томный стон. И хочется чего-то большего, необыкновенного, что может дать только он, он, и больше никто на свете. Того, что уже случилось этой ночью. И случится еще, потому что иначе нельзя, невозможно, немыслимо. И этого мне точно никто не сможет запретить.
________________
Не́га-полное довольство. Блаженство, приятное состояние.
Перипети́я-внезапное осложняющее событие, приключениене Безаппеляционно-не подлежащий обжалованию
