★Статьи из советских газет и журналов★

Капитан (часть 1)

- Отвратительная погода. Проклятый туман!
- Утром его не будет.
- Как так?
- Я не доверяю барометру. Но вчера был зюйд-вест. За этим ветром туман держится слабо.
- Дай бог.
- Вот в Ла-Манше...
- Что вы сказали, капитан?
- Я говорю: в Ла-Манше, восемь лет назад, был туман гораздо плотнее. Это было 14 марта.
- А!
- У вас дурное расположение духа.
- Да, пожалуй. Скверно дышать этой мозглятиной; у меня к тому же слабая грудь.
- Да? Так вот... был случай. Мы потопили рыбачье судно. Как они кричали. Боже мой! Двоих успели вытащить.
Капитан помолчал и добавил:
- Я тогда же дал клятву остаться холостяком. Неприятно подвергать семейство постоянному риску.
- Кстати, как ваша супруга?
- Мерси. Уже поправилась, начинает ходить.
В резком и хриплом голосе моряка дрогнула веселая нотка. Так приятно иногда не сдержать клятву. Он чиркнул спичку, закуривая потухшую от сырости папиросу, и несколько секунд круг жёлтого света обнажал козырёк фуражки, суровое немолодое лицо, высокий лоб и равнодушные прищуренные глаза.
Спичка потухла. Красный уголёк папиросы, изредка разгораясь в темноте, скупо озарял кончик загорелого носа, усы, твёрдый рот и маленький подбородок. С минуту оба молчали, тщетно, до боли в голове напрягая зрение. Глухой мрак давил их, унылый и скучный, как недуг. Волнистая седина тумана, колыхаясь, таяла в черноте, и казалось, что это беззвучные стада таинственных, белых птиц и облака, плывущие над водой.
С кормы летела неустанная воркотня винта. Тяжёлый, стальной вал, скрытый в глубине судна, при каждом ударе поршней, плавно бегавших в огромных цилиндрах, передавал своё сотрясение корпусу парохода, дрожавшему тяжело и напряжённо от киля до клотиков. Впереди, за жёлтыми спелыми кругами мачтовых фонарей, шумела рассекаемая вода, и её струящийся плеск полз вдоль бортов, однообразный и слабый. Тонко звенел баковый колокол редкими замирающими ударами, предупреждая и спрашивая. Пароход шёл тихо, но во мраке казалось, что он быстро летит вперёд по огромной пустыне моря, к её жуткому и таинственному окончанию, в какой-то печальной и страшной бездне.
Внизу на палубе разговаривали тихими гортанными голосами, дребезжала зурна. То были пассажиры, преимущественно мингрельцы и осетины, худые, как уличные собаки, в ободранных черкесках и серебрянных поясах. Вверху, на грот-мачте, жалобно скрипел гафель. В лёгкие проникал туман, удушливый от пароходного дыма, растворявшегося в сырости. Капитан сказал:
- Я хочу немного уснуть. Вам осталось ещё, кажется, три часа.
- Да.
- Спокойной вахты!
Старший помощник предпочёл бы услышать «спокойной ночи». Он глубже зарылся в воротник пальто и сказал:
- И вам того же.
- На лаге восемьдесят. Придём через час.
- Да. Ну как, вы взяли кормилицу?
- Нет. А что?
- Говорят, это лучше. У наших городских женщин жидкое молоко.
Капитан подумал немного, что бы сказать своему коллеге, страстному семьянину и знатоку детского воспитания, и махнул рукой, говоря:
- Я в этом ничего не понимаю. Можно кормилицу, можно и соску.
Возражения не последовало. Капитан прошёл к рубке, ярко освещённой электричеством, и заглянул в компас. Рулевой, не отрываясь, напряжённо следил за нервными колебаниями большой синей стрелки.
- Четверть румба направо! - сказал капитан.
- Есть! - крикнул матрос, поворачивая штурвал.
Слабая человеческая рука небольшим усилием мускулов двигала влево и вправо огромную железную махину, набитую десятками тысяч пудов груза. Капитан прошёл к трапу, спустился на палубу и сонно вздохнул, направляясь к себе.

*Автор: А. С. Грин*