Натюрморт

   Утро часто начиналось с запаха блинчиков на кухне. Это утро было таким же, за исключением тонкой полосочки света, пересекающей лицо Рейха. Это ласковый лучик тёплого солнышка пробрался в щель между ночными плотными шторами.
   Рейх обернулся, плотнее укутываясь в одеяло и, как ожидалось, не увидел <i>его</i> рядом. Он задрожал от утреннего холода и закрыл глаза. Сон почти сморил его снова, но оклик с кухни вытащил его из царства Морфея:

   —Рейх! Рейх, иди есть! Ты спишь ещё?

   Тогда немец сел, опустил ноги на пол, нащупал пальцами ног тапочки перед кроватью, надел их, встал, стаскивая со спинки стула перед рабочим столом у стены махровый халат, накинул на плечи и, всё так же дрожа, побрёл на кухню.
   Шаги босых ног по гладкому паркету послышались в коридоре. Они встретились в коридоре, и Рейх замер, поднимая сонный взгляд на мужчину перед ним.
   Жить определённо стало проще и легче. С тех пор, как они с Советским Союзом сошлись, а затем и поженились, ему и правда стало не так тяжело просыпаться по утрам. Перестали мучить приступы гнева, панические атаки. СССР всерьёз занялся его психическим здоровьем, и хоть Рейху пришлось просидеть года три за закрытыми дверями психбольницы, теперь, когда он живёт со статусом любимого мужа великой державы, он чувствует, что счастлив.
   Рейх подошёл к нему, обнял его за шею и прижался к тёплой широкой груди. СССР обнял его в ответ, прижимая к себе и погладил по голове, взлохматив и без того растрёпанные волосы.

   —Доброе утро, - прошептал русский, наклоняясь и целуя его в лоб.

   —Доброе, - младший погладил его плечо. Он поднял голову, наклонился Союза к себе и нежно коснулся сухими губами его губ. Краткий поцелуй оставил тёплый след на губах. Рейх помнил, как он накрыл пальцами губы в попытке сохранить это тепло после их самого первого поцелуя.

   —Блинчики с мёдом будешь? Или со сметаной? - взяв немца за руку, старший отправился на кухню.

   Рейх опустил отстранённый взгляд на замок из их ладоней. Он улыбнулся и сжал его руку. Не было ничего приятнее, чем его тепло, когда он держит за руку просто так.

   —И с мёдом, и со сметаной... - Адольф(а именно так его звали среди людей) сладко зевнул, обвивая руку супруга.

   СССР усмехнулся. Отодвинув для Рейха стул, как истинный джентльмен, он дождался, пока немец сядет и подвинул его к столу. Немец тёр глаза. Когда же он открыл их, убрав руки от лица, то обнаружил, что перед ним стояли тарелка с блинами и вазочки с мёдом и сметаной. Взяв один блинчик, свёрнутый в конвертик, мужчина окунул его в сметану и, подставив руку под блин, поднёс его ко рту СССР, стоящего рядом. Склонившись, старший откусил кусочек. Жуя блин, Союз опустился на стул напротив.
   Они завтракали молча. А зачем что-то говорить, когда глаза говорят намного больше? Мужчины смотрели друг другу в глаза с любовью, жевали блинчики и улыбались.
   Поев, Советский Союз засобирался на работу. Рейх, сидевший пока дома без дела, помог ему с поиском бумажника и с завязыванием галстука, поправил пиджак и плащ поверх. Он обнял мужа за шею и поцеловал в губы, затем, отстранившись, пожелал удачного дня и запер за любимым дверь. Немец вздохнул, оставшись в полном одиночестве, и собственный вздох в пустой квартире показался ему слишком громким.
   Первым делом Рейх отправился в ванную. Он вошёл внутрь, не став включать свет, а вместо этого просто оставил дверь открытой, включил воду и подставил под неё руку, став дожидаться, когда станет тёплой. И вот, тёплая струя согрела успевшие окоченеть пальцы. Скинутый с плеч халат упал на пол, Рейх забрался в ванну и стал ждать, пока наберётся достаточное количество воды. Он прижал к груди колени и задумался, отвлечённый шумом воды. Мысли сначала спутались, потом и вовсе исчезли, но затем возникли новые. И были они о том, что он скучает. Прошло от силы минут десять с того момента, как он самолично закрыл за Союзом дверь, а тоска по нему уже начинала медленно пожирать изнутри.
   Он не ценил то, что имел. Не ценил и СССР. Да, между ними были разногласия, тот мир, в котором им суждено было родиться уже насквозь был прошит нитями зла, лжи и беспочвенной ненависти, но как бы они оба не хотели жить иначе, подстроиться под реалии пришлось. Союз доверился ему, а он... Он не подумал. Окрылённый ужасной мечтой, имея убийственную силу, растеряв остатки чистоты и любви, что в нём были, Рейх предался пороку и безумию. И вот, что из этого вышло. А ведь они могли просто поговорить, в конце концов, создать союз. Однако, жажда власти затмила разумы и немца, и русского. Но вот, прошли годы, и Третий Рейх с Советским Союзом стали жить, как люди. Власть отошла к детям, и хорошо, что те оказались благоразумнее и строят партнёрские отношения, но надолго ли? Впрочем, уже неважно. Теперь они - часть мира людей, пусть и бессмертная. Сольются с этим обществом, сольются с другим и так до бесконечности. Они - воплощения бессмертного и прекрасного.
   Мысли о своём бытие неожиданно сменились другими. Возбуждающими каждую клеточку тела и перекрывающими своей пикантностью кислород. Рейх закрыл глаза рукой, ногой дотянувшись до крана, чтобы выключить воду. Он почувствовал, как воспылали смущением щёки. Теперь его психика была в норме, и обычное влечение к объекту своей любви вернулось. Вернулись и способность испытывать смущение, какая-никакая эмпатия.
   Погладив свою грудь, он задел сосок и томно вздохнул, продолжая опускать руку. Закинув ноги на бортики ванной так, чтобы лечь в ней, немец покорился своему греховному желанию. Первый палец вошёл легко. От собственного обжигающего тепла внутри Рейх заводился всё больше. Второй палец вошёл потуже, но тоже довольно легко. Нащупав простату, мужчина начал массировать её, и от того застонал, пропуская между стонами имя СССР. Каков был бы стыд, услышь он это. Третий палец со временем легко протиснулся в горячую дырочку. Одёрнув себя, Рейх быстренько вытащил пальцы, вымыл руку, хотя она и не была грязной и вновь расслабился в воде. Полежав так ещё какое-то время, Адольф вымылся и вылез из ванны на коврик. Потянувшись, стащил с крючка полотенце, вытерся и укутался в него. Мокрыми ногами прошлёпал в спальню, чтобы располагалась напротив чуть правее, открыл шкаф и, не раздумывая, нагло выкрал рубашку Союза на два размера ему больше. Накинул её на ещё влажное тело и застегнул. Найдя свои носки, натянул на ноги и их, а потом нацепил любимые тапочки. Так и остался, в носках, да рубашке, даже без нижнего белья.
   Найдя на столе рядом с фотографией с их с СССР свадьбы ключик на красной ленточке, Рейх на несколько минут замер, глядя на ту фотографию в белой рамочке. Такой счастливый и переломный в его жизни момент он никогда не забудет. Улыбнувшись своим мыслям, полным воспоминаний, Рейх вышел из комнаты и свернул вправо, направляясь к гостиной. Уже там, подойдя к плотно закрытой двери, спрятанной за шторой, Рейх раздвинул увесистые занавески в стороны, вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь. Надавив на ручку, толкнул её вперёд и вошёл помещение, не закрываясь там. Он сдвинув шторы на окне, немец приоткрыл его. Тёплый ветерок с улицы пахнул в лицо запахами улицы. В них Рейх различил аромат свежего хлеба из булочной напротив и тонкое благовоние зацветающей сирени. Он вновь улыбнулся, вместе с мыслями улетая далеко-далеко.
   Обычная мастерская художника приветствовала хозяина. Ящики с листами ватмана, скрученными в трубочки и рулоны не натянутых на рамки итальянских холстов пылились в углах, рядом стояли уже законченные полотна или незаконченные наброски. На полочках и столах стояли баночки краски: гуаши, акварели, акрила и даже в баллончиках для граффити. По стаканам были разложены карандаши, кисточки, шпатели и прочие инструменты живосписца. В коробочках лежали ластики, обломки и полные мелки пастели. Но сейчас Рейха интересовала одна конкретная коробочка, а именно - с масляными красками. Взяв её, немец принёс краски к мольберту с холстом, затем притащил баночку, в которую налил специальный растворитель, бутылочку масла, чтобы руки отмыть, деревянную палитру и нужные кисти. Над самым важным пришлось попотеть: Рейх выложил в вазочку яблоки, груши, вишенки и сливу положил у ножки. Он ещё долго подбирал подходящее для них положение, и только потом приступил к рисованию.
   Сначала сделал набросок, прорисовав все силуэты, затем приступил к подмалёвку. И вот, казалось бы, картина уже полноценная, но нет, это лишь начало. Мужчина всего раз отвлёкся на еду, а потом ещё раз, чтобы заварить себе чай. Едва не помыв кисть в своём напитке, что, в целом, являлось обычным делом для любого художника, Рейх посмеялся со своей глупости, но лицо его почти сразу вновь сделалось серьёзным. Волечённый в процесс всецело, он не замечал времени и не чувствовал, как начинают болеть его ноги от долгого нахождения в положении стоя. Однако, в один момент мышцы потянуло так, что пришлось принести табуретку и поставить одну ногу на неё.
   Постепенно картина приобретала более яркие, насыщенные цвета. Яблочки казались аппетитными, а вишни - сочными. Рейх не сдержался и съел одну вишенку, сняв ягодку с косточки так, что веточка и кость остались едиными.
   Осталось совсем немного, чтобы закончить картину, но тёплые руки, обхватившие талию, мгновенно заставили позабыть о завершении полотна. Рейх оглянулся. Позади него с улыбкой на лице стоял СССР. Немец улыбнулся ему.