Чёрные вены

1. Марсианские хроники.

Антон царапал ногтями кожу на запястьях, настолько было больно. Словно тысячи чертей вместе с адским огнём рвались наружу, усердно пытаясь убить парнишку. Вены были густо-черными, как нефть, и просто горели. Ему так хотелось сейчас успокоить своего человека, понять, почему тот страдает, и просто дать ему поспать на своём плече, по-собственнически прижав того к себе. В свои двадцать пять Антон до сих пор не встретил свою половинку, и потихоньку начал отчаиваться, думая, что вечно будет терпеть эту адскую боль в запястьях каждый грёбаный день. Те, кто нашёл свою любовь, говорили, что вены перестают так гореть, окрашиваться в чёрный, остаётся лишь маленький шрам в виде крестика, который немного щиплет, когда родственной душе плохо. Лучше огромный такой шрам на всё тело, а не эту боль. «Что же с тобой происходит, что я готов изрезать все вены, чтобы только заглушить её? Я клянусь, я найду тебя, рано или поздно», — тихо прошептал Шастун, обращаясь к своей родственной душе. Только та, верно, не слышала его.
В очередной наполненный чужой болью день, Антон пришёл на свою работу в кафе. Руки не переставали болеть с самого утра, Шастуна трясло и передёргивало, словно от лихорадки. Маша, которая работала с ним, сразу заметила что-то неладное в друге.
— Эй, ты как? — спросила она тихонько, грациозно подплыв к коллеге.
— Хреново, честно говоря. То в жар бросает, то в холод. Это либо из-за того придурка, который старательно хочет меня убить, — запнулся он, вспоминая о своей родственной душе, — либо из-за ночи, проведенной в комнате со сломанным окном, — он сделал глубокий вдох, — Или вообще всё вместе.
— Зачем ты на работу притараканил, идиот? — в свойственной девушке манере, ответила Маша, — Остался бы дома, отлежался. До конца смены выдержишь?
Антон неуверенно кивнул и пошёл собирать заказы. Ему предстоял долгий день.
К середине дня, Шастун думал, что отбросит коньки. Зудёж в голове и пульсация во всем теле перекрывали боль на запястьях, что не могло не радовать, и вены немного блёкли, становясь тёмно-синими. Всю черноту на руках юноша прикрывал браслетами, как мог. У него их были сотни. Когда в перерыв Антон завалился в кухню, едва переставляя ноги, и плюхнулся на стул в углу, он начал часто дышать и жмуриться от боли. Единственная мысль, проскочившая в голове у парня, была: «Может, идиот на другом конце провода хоть поймёт, что я чувствую. Я-то ему больно не делаю». И парень отрубился от мира, резко погружаясь в тьму, теряя сознание.

***
Ему снилось, как он бежит по лесу, спотыкаясь о каждый корень и падая на сырую после дождя землю. От чего он бежал или куда, юноша не понимал. Но в конце пути оказался у обветшалого дома, который был абсолютно пустой внутри. Ни одной живой души не было видно поблизости. Парень отворил отсыревшую дверь и зашёл в помещение. Раньше эта комната была, видимо, гостиной, раз на стене над сломанным камином висела картина этого же самого дома, а рядом стояло несколько пустых книжных полок. В одном из шкафов в углу лежала одна потрёпанная книжонка. Рэй Брэдбери «Марсианские хроники». Антон любил это произведение, не раз перечитывал его. Вдруг глубокий, немного хриплый голос раздался у Шастуна за спиной, заставив юношу вздрогнуть и бросить книгу на пол.
— Можешь забрать, если хочешь. — сказал мужчина.
Антон стал разглядывать внешность незнакомца. Брюнет лет тридцати, очень красивый, с тонкими губами и глазами синего цвета. Они напоминали бездну, глубокое море и вены на запястьях у Антона в особенно хорошие дни. Шастун замер с открытым ртом, даже не зная, пугаться ему или бежать куда подальше.
— Не бойся меня, Тоша, — произнёс незнакомец.
Хотя, по-видимому, для мужчины Антон незнакомцем не был.
— Я не сделаю тебе больно. Я больше никогда не сделаю тебе больно, клянусь, — продолжил он, шепча.
Антон, всё ещё пребывавший в лёгком шоке, наконец отмер и спросил:
— Откуда вы знаете меня? — он не отводил взгляда от прекрасных синих глаз.
— Мы никогда не встречались, но ты всё поймешь, когда очнёшься. Впредь чини окна, хорошо, мальчик?
— Что? — прошептал Шастун и резко распахнул глаза.

***
Врач, стоящий перед ним, повторил:
— Впредь чини окна, говорю.
Антон выдохнул и кивнул. Он огляделся. Белые потолки, белые стены, да вообще, всё белое. Больница. «Маша, видимо, скорую вызвала, когда я отключился», — подумал Антон.
— Ты ведь ещё не встретил её, верно? Ну, родственную душу.
— Нет. — сказал Антон, вспоминая свой странный сон, — Вы мне вкололи что-то? Запястья не болят совсем, такое редко бывает.
Доктор взглянул на него с лёгким удивлением.
— Да нет, ничего такого, только жаропонижающее. Постоянно у тебя вены чёрные? — спросил он.
— Да, почти всегда, — спокойно отвечает Антон, словно это что-то само собой разумеющееся.
— Понятно. Я зайду к тебе попозже, поговорим по поводу выписки. Думаю, завтра вечером тебя можно будет на самостоятельное лечение отправить, — проговорил врач и вышел из палаты.
Антон в деталях вспоминал свой сон. Почти ничего в памяти не осталось, кроме безумно красивых глаз синего цвета да старого дома в лесу. «А, точно, ещё „Марсианские хроники" были!», — промелькнуло в голове у Шаста. Он ради интереса решил залезть в тумбочку рядом со своей кроватью, на случай, если прошлый пациент оставил там что-нибудь интересное. В первом ящике лежала только сетка от апельсинов, поэтому Антон с грустью его закрыл. Осталось ещё два ящика. Во втором было пусто, а третий был заперт на замок. Чертыхнувшись, Антон начал проверять все ящики заново на наличие ключа, но так и не смог отыскать его. Разочарованно вздохнув, он лёг и, уставившись в одну точку, невольно начал думать о тех прекрасных синих глазах.
Маша заскочила на пару минут после смены, отругав Антона за то, что он, как сказала девушка, «притараканил» на работу в таком состоянии, отдала его сумку и убежала. Она была ещё студентка, у неё ещё сессия скоро. Антон прекрасно понимал её, ведь только сам закончил универ. Он снова остался один в пустой холодной палате.
Стрелка на часах перевалила за два ночи, а Шастун даже не мог сомкнуть глаз. В который раз перевернувшись на бок, он запихнул руку под подушку и снова прикрыл глаза, в надежде, что всё-таки уснёт. Но прошло ещё какое-то время, и парень, наплевав на сон, встал и начал расхаживать по двухместной палате, в которой он почему-то был один, осматриваясь. Его привлек кусок железа, валявшийся на подоконнике и отсвечивающий лунный свет, проникающий в комнату через незашторенное окно. Это оказался ключ. Тот самый, который Антон искал сегодня днём. Судорожно схватив находку, он хотел было побежать к тумбочке, как вдруг запястья снова загорелись огнём и налились чёрным цветом. «Только расслабился, думаю, всё, но вот опять», — сквозь зубы прошептал Шастун, — «Ты мне обещал, клялся, что больше не сделаешь мне больно!». «Достаточно, достаточно!» — кричал он, казалось, на всю больницу, но на деле с губ срывался только шёпот.
В один момент это... Прекратилось. Просто закончилось, вены приобрели нормальный цвет. Парень ещё долго сидел, прижавшись к стене, стараясь отдышаться. «Что за чертовщина?», — тихо произнёс парень. Потом он всё-таки смог взять себя в руки и добрести до тумбочки.
В те секунды юноша молился, чтобы ключ подошёл. Замок щёлкнул, сообщая о том, что он открылся. Стоило ему заглянуть внутрь, он замер и перестал дышать.
Казалось, забыл, как это делается. На дне ящика лежала пачка его любимых сигарет, которые у него забрали при госпитализации, голубая фенечка, которую он благополучно потерял при переезде три месяца назад, и... «Марсианские хроники».