Кавех, Хайтам и Стол

Глава 23 Ночь блаженных кассаний (часть 2)

Аль-Хайтам без раздумий, лишь на чувстве полного желаний, накинулся на Кавеха, объединяя его и свои губы в дикий танец, глубоких ощущений полного небытия.

Архитектор не мог ожидать столь яростного напора, от того прижал руку в защитном жесте, к обнажённой груди секретаря, поражаясь её объёмам. Кавех мог ощутить, с каким удовольствием его партнер проходит рукой по всей поверхности его торса и шеи. Напряжение внутри смешалось с волнением и стойким желанием чего-то большего, небольшая скованность сходила, а вместо неё приходил напор со стороны Кавеха.

Хайтам надрывисто глотал воздух, как будто пытаясь поглотить душу любимого, да вот это действие было взаимным, от того возникал смазанный звук наслаждающихся тел. Рука секретаря водила по вспотевшему от наслаждения тела, от того движение было неловким и в некоторых моментах резким, но от этого менее приятным не стало.

Предыдущие поцелуи теперь казались детским лепетом, то, как настойчиво Хайтам целовал любимые губы, было достойно похвалы. Пару секунд безмерного напора, секретарь отстранился, смотря на задыхающегося Кавеха. В рубиновых глазах читался явный вопрос, но он не смог удержаться от улыбки.

— Ну нихрена себе. Ты где такому научился? — мужчина вновь убрал спадающую прядь с лица Хайтама, тем самым открывая себе обзор, столь прекрасно-невиданных глаз.

После вопроса, Кавех готов был поклясться, что мог ослепнуть в ту же секунду, как его возлюбленный нежно коснулся его лица, целуя самым нежным прикосновением в его жизни, а после смотря самыми прекрасными глазами во всей вселенной и, с улыбкой богов.

Кавех мог поклясться, что никогда не видел столь прекрасной картины, сколько раз ему приходилось браться за краски и пытаться запечатлеть рассвет на холсте, но ни один промежуток времени не смог бы сравниться с этим, уже не говоря про аккуратные ямочки на щеках Хайтама.

Внутри всё кипело от волнения, было ощущения первого прыжка с высоты в воду, когда дыхание замирает, а сердце бьётся чаще. Кавех никогда не мог себе вообразить такого Аль-Хайтама, возбужденного и счастливого, и чтобы его щёки были покрыты румянцем, а тело блестящим от пота, вызываемый волнением.