Слово пацана: на линии огня

глава 15.

Под старыми дубами, у длинной изглоданной коновязи, где вытоптанный копытами гравий свидетельствовал о множестве побывавших здесь лошадей, Маша увидела кобылу гнедой, вернее, золотисто-коричневой масти. В косых лучах солнца, падавших под навес из листьев, её холеная шерсть отливала атласным блеском. Всё её существо, казалось, было полно огня и жизни. Сложением она напоминала жеребца, а бежавшая вдоль спинного хребта узенькая темная полоска, говорила о многих поколениях. Маша пробыла на этой усадьбе уже полтора года, как бы тяжело не было смириться с уездом, она старалась держаться бодро: узнавала множество фактов о лошадях, породнилась с родственниками Кащея и стала им, кажется обликом дочери, которую они потеряли.

— Ну, как сегодня настроение у Фурии? — спросила девушка, снимая с её шеи уздечку. Амир обучал Машу обходиться с лошадями, что очень ей нравилось. Фурия — единственная кобыла, которая давала девушке объезжать себя, все остальные же фыркали и скидывали девушку с себя. Лошадь же, заложила назад свои ушки, самые маленькие, какие только могут быть у лошади, показавшие,что она — дитя любви горячих чистокровных жеребцов и диких кобылиц, и сердито оскалила зубы, сверкая злыми глазами.
Когда Маша вскочила в седло, она метнулась в сторону и попыталась сбросить седока, а потом заплясала по усыпанной гравием дорожке. Вероятно, ей удалось бы стать на дыбы, если бы не маргинал, — этот ремень удерживал лошадь от слишком резких движений и вместе с тем предохранял от слишком резких движений и вместе с тем предохранял нос девушки от сердитых взмахов её головы.
Маша настолько привыкла к этой кобыле, что почти не замечала её выходок. То чуть прикасаясь поводьями к её выгнутой шее, то слегка щекоча её бока шпорами или нажимая шенкелем, она почти бессознательно заставляла её идти в нужном направлении. Один раз, когда опять завертелась и заплясала, девушка на миг увидела огромную усадьбу, в которой она провела уже большой отрезок времени. Дом был велик, но благодаря своей архитектуре казался больше, чем на самом деле. Он вытянулся по фасаду на 30 метров в длину, однако в нем немало места занимали галереи с бетонными стенами и черепичными крышами, соединявшие между собой отдельные части здания. Там были внутренние дворики, крытые ходы и выходы, и вся постройка, со своими стенами, прямоугольными выступами и нишами как бы вырастала из гущи зелени и цветов.
Усадьба была просторна, но не сурова, красива, но не претенциозна — таково было общее впечатление, которое она производила. Про себя, Маша называла усадьбу — «Большой дом», так было даже лучше, ведь она ещё терялась в этих маленьких и больших комнатах и коридорах.
Длинные горизонтальные линии дома, прерываемые лишь вертикальными линиями выступов и ниш, всегда прямоугольных, придавали ему почти монастырскую простоту; и только ломаная линия крыши оживляла некоторое его однообразие.
Однако эта низкая, словно расползшаяся постройка не казалась приземистой: множество нагроможденных друг на друга квадратных башен и башенок делали её в достаточной мере высокой, хотя и не устремлённой ввысь.