заплатить

больше нет лжи

не умер и слава богу. гандона кусок, скинул меня с этих дощечек и теперь пытается загладить свои зихеры.

– ох, сереженька... не стоило тебе меня разочаровывать, ты же слышал мои истории, так почему халатно отнёсся к самому важному из них?

я сидел на деревянном стуле, а кир на корточках напротив. наглаживал мою сломанную лодыжку, которую перевязал бинтами, пока я находился вне сознания. хотелось обматерить этого пидораса, но тогда каков шанс того, что я останусь в этом волшебном месте? ситуация максимально неприятная, да и ощущение есть, что он в любой момент может просто меня избить до состояния фарша. стрёмно.

– не молчи, милый. простишь меня?

прощу, но запомню.

– да... да, прощаю. не надо было это говорить.

кир ухмыльнулся, теперь эта улыбка вызывала не теплый трепет в груди, а мурашки. я не чувствовал себя защищённым, будто он полностью обездвижил меня и подчинил своей воле. я понимаю, что в любом случае не смогу уйти. и дело вовсе не в моей сломанной конечности, я уже привык жить как в шоколаде, а на такую зверскую выходку просто закрою глаза. а что мне ещё остаётся? пойти в ментовку? ну так мой наглый зад сразу загребут, а в руки закинут совсем не маленькую стопку листовок, где я спиздил множество чужих вещей. да, я ебанутый. предпочту жить в одной хате с человеком, который мог меня уебать спокойно, а не гнить где-то за решетками. слишком много мыслей в моей тыкве, но я сейчас не в силах придавать каждой из них внимание. я запутался.

– ты мне так дорог... ты мой лучший и самый любимый друг. я тобой очень дорожу, понимаешь? конечно понимаешь, ты у меня очень смышлёный.

кир опустил голову мне на колени, а его руки блуждали по моим ногам, наглаживали мою ноющую плоть. разум говорил мне, что это все ненормально и нужно что-то делать, но сердце ныло о том, что моя гнилая душонка всё-таки кому-то нужна. и этот кто-то сейчас лежит на моих коленках. мои руки бережно трепали его волосы, а он в ответ чуть ли не мурлыкал от такой заботы и великодушия. я не знаю, что мне дальше делать, но я понял, что нравится мне добрая и ласковая сторона кира, но у него есть и стремная, которая скинула меня с лестницы. его слова были как пластырь, склеивали осколки моей раздробленной ноги. я очень хочу верить его словам, а не поступкам.